Шагает ночь. Спокойные дома,
раззявив арки, спят. Их не тревожат
ни тополиный пух, ни кутерьма
машин и припозднившихся прохожих.
Мирок в светящемся окне так мал
и так велик, что нет его дороже.
Король краплёных карт, мне нечем крыть
ни облик твой, ни значимость, ни имя.
На Заячьем в гробницах спят цари,
на верфи нервно бьётся в полночь рында.
Шагают в ночь по лужам фонари,
разбрызгивая тени по витринам,
и я шагаю. Мне бы убежать
туда, где нет тебя, твоих гранитов,
в которых даже воздух сжижен, сжат,
а главные мосты разведены так,
что разобщённых бесконечно жаль,
и дорог свет, за занавеской скрытый.
В этом городе, сумасшедшем и страдающем всеми перечисленными пороками, все же есть дорогое окно.
А все равно хочется убежать, оставив этот свет одиноким - почему?
это чужое окно.
кстати, одно из вариантов названия
Оля, два слова в этом стихотворении "чужие": "раззявив" и "сжижен". Мне так показалось, может быть я не прав? )
Возможно, вы правы. Но так увиделось и сказалось. "Ни единой буквой не лгу".
Спасибо.
Слова все приемлемые, но " где мосты навек разведены там" не поняла.
Да, Мыша, я тогда потаращилась на эти два "где" в одном предложении, относящиеся к разным местам.. В общем, поправила немного.
Спасибо.
Мне кажется, Оля, Вы очень выросли. Я только не понял, где рифмы к первым двум строкам второго шестистишия? Или Вы так задумывали?
Нет, Борис, показалось.)
И доказательство тому - отсутствие хороших рифм.
Скажем так, мне видней)
"Шагают в ночь по лужам фонари..."
Превосходно
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Среди фанерных переборок
И дачных скрипов чердака
Я сам себе далек и дорог,
Как музыка издалека.
Давно, сырым и нежным летом,
Когда звенел велосипед,
Жил мальчик - я по всем приметам,
А, впрочем, может быть, и нет.
- Курить нельзя и некрасиво...
Все выше старая крапива
Несет зловещие листы.
Марина, если б знала ты,
Как горестно и терпеливо
Душа искала двойника!
Как музыка издалека,
Лишь сроки осени подходят,
И по участкам жгут листву,
Во мне звенит и колобродит
Второе детство наяву.
Чай, лампа, затеррасный сумрак,
Сверчок за тонкою стеной
Хранили бережный рисунок
Меня, не познанного мной.
С утра, опешивший спросонок,
Покрыв рубашкой худобу,
Под сосны выходил ребенок
И продолжал свою судьбу.
На ветке воробей чирикал -
Господь его благослови!
И было до конца каникул
Сто лет свободы и любви!
1973
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.