Когда-то давно, загрустить сильно смог
Творилось в душе непонятное нечто
Старик подошёл – что грустишь ты сынок?
И стали про жизнь мы трепаться, конечно
Скамейка на улице, дым папирос
Его Беломор разогнал мух в округе
И снова в тиши повторил он вопрос
Грустишь о любви, грусть таишь о подруге?
Я помню, бутыль он достал и стакан
Наверно портвейн и сырок мятый, «дружба»
Налил мне сто грамм и сказал – на братан,
Наверно не вкусно, но всё-таки нужно
Всё выпил, на жизнь смотрел, словно в упор
А он… размышлял о любви и о чести
Потом, мы курили его «Беломор»…
И ели сырок отвратительный вместе
С души отлегло, он и вправду помог
Я деньги давал – благодарность людская
Не взял, но сказал – сверху видит всё Бог
Лишь я отвернулся, он тут же растаял
Желал бы и я так помочь, если б смог
Брожу вечерами у старого сада
Со мной сигареты, вино… и сырок
Да вот никому это только не надо
Страницу и огонь, зерно и жернова,
секиры острие и усеченный волос -
Бог сохраняет все; особенно - слова
прощенья и любви, как собственный свой голос.
В них бьется рваный пульс, в них слышен костный хруст,
и заступ в них стучит; ровны и глуховаты,
затем что жизнь - одна, они из смертных уст
звучат отчетливей, чем из надмирной ваты.
Великая душа, поклон через моря
за то, что их нашла, - тебе и части тленной,
что спит в родной земле, тебе благодаря
обретшей речи дар в глухонемой вселенной.
июль 1989
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.