Написать слова. Затем зачеркнуть слова.
-- Ты чего, мужик? Совсем не здоров? Сава?
Офигеть! Когда француз в мой закрался в сон?
-- Сава бьян, (болван). Хотя нет: комси комса.
И не пишется мне. Только одна попса...
Сон так сон! Тогда тащи шоколад, гарсон!
Я тебе расскажу, что хотел написать
про пустые глаза, про небесную стать,
про морозный воздух и солнечный день.
Много слов, много слов. Зачеркну все, постой.
Сейчас напишу слова я про день простой.
Как непросто оставить суть, сшелушить дребедень!
Просто в нем будет рядом со мной о локоть
Королевишна-Мудрость и Одалиска-Похоть.
И обе в одном лице. Не бывает? Косный ты!
Что ты знаешь о нашей глубинке? немчура!
Ничего. А они наизусть твой Дюран-Дюран
Знали еще в убогие девяностые.
Эй, француз, расскажи-ка и ты в стихах,
у тебя мой Бог? Или твой - Аллах?
(Ты больше похож на араба, пардон).
Говорят, впрочем, что он один и тот же.
Есть иные божки - Рокфеллеры, Ротшильд.
Есть еще греческих разрушенный пантеон.
Так, что? Мой французский бес, скузе муа,
запеленай меня в черный (нуар) муар
и поспеши к французским знакомым пиитам.
Мне проснуться и вновь все слова зачеркнуть.
Что за жизнь! И в чем ее сокровенная суть?
Исчеркана вся, полустерта, разодрана и перешита.
Боясь расплескать, проношу головную боль
в сером свете зимнего полдня вдоль
оловянной реки, уносящей грязь к океану,
разделившему нас с тем размахом, который глаз
убеждает в мелочных свойствах масс.
Как заметил гном великану.
В на попа поставленном царстве, где мощь крупиц
выражается дробью подметок и взглядом ниц,
испытующим прочность гравия в Новом Свете,
все, что помнит твердое тело pro
vita sua - чужого бедра тепло
да сухой букет на буфете.
Автостадо гремит; и глотает свой кислород,
схожий с локтем на вкус, углекислый рот;
свет лежит на зрачке, точно пыль на свечном огарке.
Голова болит, голова болит.
Ветер волосы шевелит
на больной голове моей в буром парке.
1974
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.