Я говорил, что моль – это седая бабочка.
Ты была взволнована, называла маммолога – «мамочкой».
Наши два языка связывали: остров Крик,
Зевки и санскрит.
Когда прохожие переставали шаркать
Становилось жарко, реже – жалко
Наступления осени. Улицу заливали овации,
Как водка и менструация.
Я предложил играть в войну или наперстки.
Ключи вертелись, как живец на леске.
Натощак вливалось не больше, чем пол литра,
Стреляли без фильтра.
Долгожданный отпуск в кои веки
Был не за горами, дни отнимали деньги.
Хотелось кричать им вдогонку - «сутки»,
Любить простаков и проституток.
Я брал тебя за руку, трогал края одежд,
Склонял, убеждал, что ты – падеж.
Бабочка тихо вспорхнула с нетронутой папиросы,
Как два слившихся знака вопроса…
Я из земли, где все иначе,
Где всякий занят не собой,
Но вместе все верны задаче:
Разделаться с родной землей.
И город мой — его порядки,
Народ, дома, листва, дожди —
Так отпечатан на сетчатке,
Будто наколот на груди.
Чужой по языку и с виду,
Когда-нибудь, Бог даст, я сам,
Ловя гортанью воздух, выйду
Другим навстречу площадям.
Тогда вспорхнет — как будто птица,
Как бы над жертвенником дым —
Надежда жить и объясниться
По чести с племенем чужим.
Но я боюсь за строчки эти,
За каждый выдох или стих.
Само текущее столетье —
На вес оценивает их.
А мне судьба всегда грозила,
Что дом построен на песке,
Где все, что нажито и мило,
Уже висит на волоске,
И впору сбыться тайной боли,
Сердцебиениям и снам —
Но никогда Господней воли
Размаха не измерить нам.
И только свет Его заката
Предгрозового вдалеке —
И сладко так, и страшновато
Забыться сном в Его руке.
1984
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.