И грустно, и дождя косые губы
до полной непрозрачности ложатся,
и верстовые столбики парят, как миражи.
Чем дольше с неба льёт, тем пауза важней –
там ленту пулеметную меняют
и пассажиры вышли подышать,
вернее дымом посигналить богу.
Размазывая капли по стеклу,
портреты искажая на могилах
(возможно их и делая точнее),
очередное кладбище прошли...
А лес вокруг - дремучий, между крон
угрюмый леший с дятлом на плече
качает сучковатую коленку
и пристально вслед поезду глядит.
Личинки, тля и мелкие жучки
в его сосудах привлекают птицу –
так скоро он рассыплется на части
и новый леший нужен будет лесу,
возможно, что из сосен или елей –
с густой смолой – живой – живой,
как в этих дачах (редкие) сады,
которые мелькают за окном.
Ведь на исходе жизни бабка приезжает,
копает, граблит, выдирает с корнем...
и тянутся крыжовники и розы,
плоды качаются на яблонях и сливах,
и души человечьи в синицах,
а в людях - тля и мелкие жучки.
Вечерняя станция.
желтая заря...
По перрону мокрому
я ходила зря.
Никого не встречу я,
никого, никого.
лучшего товарища,
друга моего...
Никуда не еду я
никуда, никуда...
Не блеснут мне полночью
чужие города.
Спутника случайного
мне не раздобыть,
легкого, бездомного
сердца не открыть.
Сумерки сгущаются,
ноют провода.
Над синими рельсами
поднялась звезда.
Недавней грозою
пахнет от дорог.
Малые лягушечки
скачут из-под ног.
1935
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
