Задышала весна,
отразилась в стекляшках окон,
соком
напиталась земля, светом.
Это -
шаг лёгкий
в пору новых желаний,
это значит,
скоро! скоро!
на главных полянах -
время одуванчиков.
Это
значит,
сердце по траве так и скачет,
покрываясь ресницами в жёлтой пыльце ...
Это к счастью. Цыплёнки не плачут!
Ты же славный пушистый боец,
ты невозможно хороший,
у нас даже было нечто яркое и краткосложное,
как время одуванчиков.
Сорняковой любви неискоренимая искренность,
ты затопчешься и неоднократно вырастешь,
относя мои таинства в невесомость,
чтобы вне зависимости от сезона,
кому-нибудь захотелось помнить
малозначительное пухопрозрачное
время одуванчиков.
Финка проницательный, финка знает, откуда у одуванчиков ноги растут ;)
пушистое, трепетное :)
)))
оно такое и есть - пухопрозрачное, то ли было, то ли выдумалось...
То ли повторится... ;)
Он растет
Что бы ваши ступни
не касались земли.
Он живет
Чтоб подставить
листочки на чьем то пути.
В этом нету вины,
И не важно кто ты.
Что он хочет?
Ты знаешь,
Желает подняться
Над полем заслышав шаги.
Прям по острию, по грани.
Никак не разберусь с системой баллов (тут грустный смайлик - каламбур)
Мне можно по минимуму, просто приятно видеть ники в столбик)))
"Сорняковой любви неискоренимая искренность" - это само по себе уже философический шедевр. )
Спасибо! Да, да, это главное!)))
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я помню, я стоял перед окном
тяжелого шестого отделенья
и видел парк — не парк, а так, в одном
порядке как бы правильном деревья.
Я видел жизнь на много лет вперед:
как мечется она, себя не зная,
как чаевые, кланяясь, берет.
Как в ящике музыка заказная
сверкает всеми кнопками, игла
у черного шиповика-винила,
поглаживая, стебель напрягла
и выпила; как в ящик обронила
иглою обескровленный бутон
нехитрая механика, защелкав,
как на осколки разлетелся он,
когда-то сотворенный из осколков.
Вот эроса и голоса цена.
Я знал ее, но думал, это фата-
моргана, странный сон, галлюцина-
ция, я думал — виновата
больница, парк не парк в окне моем,
разросшаяся дырочка укола,
таблицы Менделеева прием
трехразовый, намека никакого
на жизнь мою на много лет вперед
я не нашел. И вот она, голуба,
поет и улыбается беззубо
и чаевые, кланяясь, берет.
2
Я вымучил естественное слово,
я научился к тридцати годам
дыханью помещения жилого,
которое потомку передам:
вдохни мой хлеб, «житан» от слова «жито»
с каннабисом от слова «небеса»,
и плоть мою вдохни, в нее зашито
виденье гробовое: с колеса
срывается, по крови ширясь, обод,
из легких вытесняя кислород,
с экрана исчезает фоторобот —
отцовский лоб и материнский рот —
лицо мое. Смеркается. Потомок,
я говорю поплывшим влево ртом:
как мы вдыхали перья незнакомок,
вдохни в своем немыслимом потом
любви моей с пупырышками кожу
и каплями на донышках ключиц,
я образа ее не обезбожу,
я ниц паду, целуя самый ниц.
И я забуду о тебе, потомок.
Солирующий в кадре голос мой,
он только хора древнего обломок
для будущего и охвачен тьмой...
А как же листья? Общим планом — листья,
на улицах ломается комедь,
за ней по кругу с шапкой ходит тристья
и принимает золото за медь.
И если крупным планом взять глазастый
светильник — в крупный план войдет рука,
но тронуть выключателя не даст ей
сокрытое от оптики пока.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.