Перевалив за половину,
день потускнел.
И в тишине
полураздетые осины
молчат.
Как будто - обо мне.
Им золотиться бы неделю ещё
на фоне голубом,
но в ночь сегодня -
облетели,
побиты ветром и дождём.
Был крупный дождь...
И лист злащёный
коврами лёг вокруг стволов
ещё живой,
но возвращенный
земле,
в корзинку зимних снов.
лист злащёный --- красотень!
не "заметки на полях", а "заметки на полях откровений"
Спасибо. о меня этот "злащёный" как раз и скребёт(
бросьте, Аркадий! сие есмь изюмина!)
Да, стих заслуживает внимание и восторженных слов.Спасибо.
Да,ладно... Спасибо)
не маловата корзинка? может "корзину"? ну, нет так нет))
размер не важен, главное, чтобы было чего положить))
Корзинка удивительная. :)
Корзинки, вообще, вещь удивительная) Сплести хорошую корзинку - это искусство. И сделать это не легче, чем написать хороший стих. Спасибо)))
начало просто адское, в смысле Дантовское
Аркадий, а возможно ,,ещё'' перетащить в следующую строку?
Дима, я попробовал, - пожалуй -нет. Меняется смысл: "ещё неделю", а не "ещё на фоне голубом.
Спасибо:)
А я вот с о.Митрием соглашусь, смысл смыслом, но строки-то разбиты под ритм чтения, и это "ещё" предательски вылезает за границы. В общем-то вопрос оформления - вопрос несущественный.
Стих очень красивый! Спасибо!
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я помню, я стоял перед окном
тяжелого шестого отделенья
и видел парк — не парк, а так, в одном
порядке как бы правильном деревья.
Я видел жизнь на много лет вперед:
как мечется она, себя не зная,
как чаевые, кланяясь, берет.
Как в ящике музыка заказная
сверкает всеми кнопками, игла
у черного шиповика-винила,
поглаживая, стебель напрягла
и выпила; как в ящик обронила
иглою обескровленный бутон
нехитрая механика, защелкав,
как на осколки разлетелся он,
когда-то сотворенный из осколков.
Вот эроса и голоса цена.
Я знал ее, но думал, это фата-
моргана, странный сон, галлюцина-
ция, я думал — виновата
больница, парк не парк в окне моем,
разросшаяся дырочка укола,
таблицы Менделеева прием
трехразовый, намека никакого
на жизнь мою на много лет вперед
я не нашел. И вот она, голуба,
поет и улыбается беззубо
и чаевые, кланяясь, берет.
2
Я вымучил естественное слово,
я научился к тридцати годам
дыханью помещения жилого,
которое потомку передам:
вдохни мой хлеб, «житан» от слова «жито»
с каннабисом от слова «небеса»,
и плоть мою вдохни, в нее зашито
виденье гробовое: с колеса
срывается, по крови ширясь, обод,
из легких вытесняя кислород,
с экрана исчезает фоторобот —
отцовский лоб и материнский рот —
лицо мое. Смеркается. Потомок,
я говорю поплывшим влево ртом:
как мы вдыхали перья незнакомок,
вдохни в своем немыслимом потом
любви моей с пупырышками кожу
и каплями на донышках ключиц,
я образа ее не обезбожу,
я ниц паду, целуя самый ниц.
И я забуду о тебе, потомок.
Солирующий в кадре голос мой,
он только хора древнего обломок
для будущего и охвачен тьмой...
А как же листья? Общим планом — листья,
на улицах ломается комедь,
за ней по кругу с шапкой ходит тристья
и принимает золото за медь.
И если крупным планом взять глазастый
светильник — в крупный план войдет рука,
но тронуть выключателя не даст ей
сокрытое от оптики пока.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.