Философия целый век бьется, напрасно отыскивая смысл в жизни, но его — тю-тю: а поэзия есть воспроизведение жизни, и потому художественное произведение, в котором есть смысл, для меня не существует
Пламенем по глазам заря,
Холодно на рассвете.
Как из далекого октября
Плещет апрельский ветер
Рябью озёрною на песок...
Что загрустил, дружок?
Вспомнил ли Балтики волноход,
Вахтенные рассветы,
Чаек крикливых тяжёлый лёт,
Заморозков приметы?
Утро прощальное в октябре
С жизнью на корабле?
Странный и зыбкий оставил след
Миль сухопутных ветер...
По бездорожьям гражданских лет
Ты ли бродил и бредил?
В плазму кипящую смотришь зря:
Выжжет глаза заря!..
Но над расплавом её границ
Вдруг возникает ясно
Ряд позабытых знакомых лиц -
Юношеских, прекрасных.
Лент бескозырочных якоря
Красит огнём заря!..
Ах, пацаны мои, пацаны!
Я не теперь заметил:
Первые искорки седины
Брызнул эстонский ветер
Нам на мальчишеские виски.
Лики зари близки...
Блики зари возвращают свет
Из заповедной дали,
И отцветают, не дав ответ,
Кем мы на суше стали.
Гаснет с восходом зари поток.
Тихо вздохни, браток...
Обычно мне хватает трёх ударов.
Второй всегда по пальцу, бляха-муха,
а первый и последний по гвоздю.
Я знаю жизнь. Теперь ему висеть
на этой даче до скончанья века,
коробиться от сырости, желтеть
от солнечных лучей и через год,
просроченному, сделаться причиной
неоднократных недоразумений,
смешных или печальных, с водевильным
оттенком.
Снять к чертям — и на растопку!
Но у кого поднимется рука?
А старое приспособленье для
учёта дней себя ещё покажет
и время уместит на острие
мгновения.
Какой-то здешний внук,
в летах, небритый, с сухостью во рту,
в каком-нибудь две тысячи весёлом
году придёт со спутницей в музей
(для галочки, Европа, как-никак).
Я знаю жизнь: музей с похмелья — мука,
осмотр шедевров через не могу.
И вдруг он замечает, бляха-муха,
охотников. Тех самых. На снегу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
