Если ты не хочешь, чтобы тебя забыли, как только ты умрешь и сгниешь, пиши достойные книги или совершай поступки, достойные того, чтобы о них писали в книгах
Монгольский ветер всю ночь терзает уральский город —
скрипят рябины, ложатся травы, хлопают окна.
А наутро грянет жара и взвоют газонокосилки —
звук такой, будто гидроцикл взрезает волну морскую —
это если закрыть глаза и подумать об отпуске всуе.
Ай, была-не была, хрясь о кафельный пол копилку!
Целых пять золотых — ради этого стоило кокнуть
раритет пратётушек-вольтижёрок.
Мы с тобой перед сном закопаем монеты в землю,
Ну и что — на лифте вниз, ну и что — мегаполис?
Мы представим, что поле чудес — это просто поле,
на котором просто уральцы сажают чудо-монеты.
А во сне, обжигая пальцы о хвост кометы,
полетим туда, где водится белый кролик —
там, где неумолимое время потуже затянет пояс
и пойдет вприпляску, и споёт люли-лели.
На рассвете поднимем шторы, посмотрим в окно —
о, чудо! —
вместо дерева, полного глупых, бренчащих денег,
вырастает старинный корабль размером с город
и полощется в утренней дымке алый парус.
...Закрываю глаза, до будильника сорок минут осталось.
Набормочешь с три короба, если монгольский ветер
ночь за ночью терзает пратётушек-вольтижёрок,
что сидят на скрипучих рябинах и поют люли-лели,
и сжимают в ладонях копилку свою. А покуда
я раскачиваюсь, словно маятник, у колыбели.
Мнятся мне берега, корабли, кипарисы...
Доня, спи. Засыпай, моя сказочная Алиса.
Времена не выбирают,
в них живут и умирают.
Большей пошлости на свете
нет, чем клянчить и пенять.
Будто можно те на эти,
как на рынке, поменять.
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
блещет тучка; я в пять лет
должен был от скарлатины
умереть, живи в невинный век,
в котором горя нет.
Ты себя в счастливцы прочишь,
а при Грозном жить не хочешь?
Не мечтаешь о чуме
флорентийской и проказе.
Хочешь ехать в первом классе,
а не в трюме, в полутьме?
Что ни век, то век железный.
Но дымится сад чудесный,
блещет тучка; обниму
век мой, рок мой на прощанье.
Время — это испытанье.
Не завидуй никому.
Крепко тесное объятье.
Время — кожа, а не платье.
Глубока его печать.
Словно с пальцев отпечатки,
с нас — его черты и складки,
приглядевшись, можно взять.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.