* * *
В стране, кто ныне знаменит?
Кто ныне – образцы?
Те, у кого кошель набит
И у кого дворцы.
Кто блеском золота пленён,
Кто любит чистоган,
Кто у других украл миллион
И положил в карман.
Они в роскошных теремах
И в поисках утех,
А остальные пусть впотьмах,
В щелях своих прорех.
Пусть плачут женщины навзрыд,
А старикам седым
Кусок, что б был до утра сыт,
И сигареты дым.
Да, ныне очень важен всяк
Из нынешних господ,
Хотя, он, в сущности, червяк,
А мы, друзья, народ.
* * *
Двадцать тысяч бездомных детей,
Это только в одном Петербурге -
Невозможный позор для властей
В европейском каком-нибудь Бурге.
И представить такое нельзя,
Чтобы так, без войны, без разрухи,
Без раздумий, а попросту зря
Обрекались детишки на муки.
Стыдно слушать, когда президент
Мира самой страны богатейшей
Оглашает на весь белый свет,
Что не в силах задачи первейшей
Разрешить. Что бессилен во всём
Кроме слов. Без последствий, без дела
Порастёт всё, как прежде, быльём –
Всё, что только в стране не болело.
А народ, замороченный СМИ,
Всё надеется, сдуру, на прибыль.
Эх, народ, ты себя не срами,
Демократия – это же выбор.
* * *
Наше общество пока ещё ребёнок.
И, понятно, что совсем не диво,
Протерев глаза свои спросонок,
Мы решили: всё кругом красиво,
В прошлом все останутся невзгоды,
Воровство, коррупция и грязь,
Нам теперь открыты все свободы –
Новая Россия родилась!
Ну, а если всё же думать здраво –
Не бывает на Земле чудес,
На бумаге есть закон и право,
В жизни право – золото на вес.
Уходя от прошлого всё дальше,
Понимаем, будет как всегда:
Ту же ложь и тот же привкус фальши
Различаем в жизни без труда.
* * *
Наш мир российский закоснел и спит,
Но внутренне он переполнен гневом,
Об этом шепотом сейчас он говорит
Или своим голосованьем левым.
Когда ТВ вопросы задаёт
И нам истории зачитывает книгу,
Народ сопит в две дырки, не орёт,
Но потихоньку складывает фигу.
Народ смекает, кто сегодня с кем,
Кто олигархам спину прикрывает,
Народ молчит, но далеко не нем,
С народом русским всякое бывает.
И, как всегда, он очень терпелив,
И часто шепчет: «Черт с ним. Будь неладен!»
Натерпится, и вдруг прорвется взрыв,
А русский бунт свиреп и беспощаден.
* * *
В саду гремел литаврами оркестр,
Сидели люди в полутьме окрест,
Вторя малознакомому мотиву,
Чуть дальше парни распивали пиво,
А за оградой начинался лес.
Так день за днём к концу бежало лето,
Врала о жизни местная газета,
О том, что цены летом не растут,
И, что хозяин рынка - мелкий плут.
И вдруг упала на головы сводка:
На море терпит бедствие подлодка.
И в эту тихую, безветренную ночь
Несчастным морякам нельзя ни чем помочь.
Вот так в обычный и спокойный час
Беда нежданно посещает нас.
Она крадется тихо и незримо,
Но бьёт жестоко и неотвратимо.
* * *
Нам холодом сводило скулы,
Вертело, корчило и гнуло,
Сверлом увечило костяк,
Чтоб знали: жизнь – не пустяк.
И, испытав всю эту горечь,
Мы в рёве человечьих сборищ
Стремились вытянуть свой рост,
Чтоб головой достать до звёзд.
Но вместо звёзд чадили свечи,
И нас втолкнули в хлев овечий,
А вместо грома канонад
Нас учит жизни адвокат.
Что ж, результат конечно куцый –
Таков конец всех революций.
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.