Я изменился, в какую же сторону?
В зеркало гляну, ваще полный шык.
Раньше ходил чуть невзрачным и скованным,
ну а сейчас, прямо «гарный» мужик
Отче, скажи, что я здесь нынче делаю
Сам жизнь творю или жизнь все сама?
Скорее первое)
Или мы делаем ошибки, а жизнь не дает нам их справить)
Или несет нас, как кораблики без управления...
Тем более с нашей обостренной интуицией мы чувствуем, что что-то происходит неисправимое, и пытаемся предотвратить, как-то исправить ситуацию, но происходит то, что должно было произойти. И как бы мы не рыпались (простите), как бы не пытались объяснить или исправить, все идет так, как кем-то задумано. Иногда думаешь, а лучше и не дергаться, может? Беда...
А самое противное, что пытаемся объяснить, достучаться до совести, до нутра, до души, но у каждого свой блог, своя правда... У каждого оправдание собственной подлости. А самое страшное - это предательство близких и самых любимых. И никакие слова поддержки и никакое благоразумие здесь не поможет... И никакие увещевания. Или умрешь, или будешь продолжать доживать калекой или обозленным на весь белый свет.
Ошибка- блок. Нельзя удалить отзыв и переписать)
А время не лечит. Время забрасывает мусором и другими потерями и обидами.
Получила баллы) Шлю Вам)
спасибо... но это лишнее наверно)))
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся... Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.
И все навыворот.
Все как не надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Все бормотало мне:
— Подлец! Подлец!—
И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие...
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол,
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
...Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звездами листва,
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо,—
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
— Отверженный!
Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!—
Я покидаю старую кровать:
— Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
1930
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.