ему
банальности и бредовости
в качестве последней точки
Слышишь, мои стихи никуда не делись,
не исчерпались, вылезли напоказ…
Если из этой жизни ушел Арт Дэвис,
это еще не значит, что умер джаз.
___
Это еще не значит, что нас заткнули, что я непременно что-нибудь да угроблю…
и Купидон, сменивший стрелу на пули, нас провожает в рай барабанной дробью.
Ты меня помнишь ветреной и лихой.
Я потерялась в мире чужих грехов.
Я засыпаю где-то вблизи Стокгольма, я просыпаюсь где-то внутри Парижа.
Если сегодня утром немного больно, это еще не значит, что ты не выжил.
Ты ведь сильней каких-то там обстоятельств.
Ты ведь святой, практически настоятель.
Я подружилась с глупыми атеистками, я заразилась модно-попсовой Францией.
Значит, меня теперь не узнают близкие, после такой пластической операции.
Мне изменили внутренность и лицо:
голос Пиаф и губы Софи Марсо.
Но, продолжая слушать твои пророчества, но, продолжая пальцы сжимать до хруста,
я чересчур пресытилась одиночеством и перестала верить романам Пруста.
Я запиваю боль от молитвы виски –
не получилось правильной атеистки.
___
ты из самых из тех кто не видит других насквозь
ты из самых из тех кто бросает и предаёт
ты забудешь дышать и опять оплывешь как воск
как лёд
меня девочка Майя учила вчера ходить
меня девочка Майя учила курить траву
удивляясь что я вот с такою дырой в груди
живу
и она говорила что ты потерявший стыд
говорила что глух что назойлив что пьян что гол
и стоишь на краю сбывающейся мечты
с другой
Зима. Что делать нам в деревне? Я встречаю
Слугу, несущего мне утром чашку чаю,
Вопросами: тепло ль? утихла ли метель?
Пороша есть иль нет? и можно ли постель
Покинуть для седла, иль лучше до обеда
Возиться с старыми журналами соседа?
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой.
Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет;
Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет;
По капле, медленно глотаю скуки яд.
Читать хочу; глаза над буквами скользят,
А мысли далеко... Я книгу закрываю;
Беру перо, сижу; насильно вырываю
У музы дремлющей несвязные слова.
Ко звуку звук нейдет... Теряю все права
Над рифмой, над моей прислужницею странной:
Стих вяло тянется, холодный и туманный.
Усталый, с лирою я прекращаю спор,
Иду в гостиную; там слышу разговор
О близких выборах, о сахарном заводе;
Хозяйка хмурится в подобие погоде,
Стальными спицами проворно шевеля,
Иль про червонного гадает короля.
Тоска! Так день за днем идет в уединеньи!
Но если под вечер в печальное селенье,
Когда за шашками сижу я в уголке,
Приедет издали в кибитке иль возке
Нежданая семья: старушка, две девицы
(Две белокурые, две стройные сестрицы),-
Как оживляется глухая сторона!
Как жизнь, о боже мой, становится полна!
Сначала косвенно-внимательные взоры,
Потом слов несколько, потом и разговоры,
А там и дружный смех, и песни вечерком,
И вальсы резвые, и шопот за столом,
И взоры томные, и ветреные речи,
На узкой лестнице замедленные встречи;
И дева в сумерки выходит на крыльцо:
Открыты шея, грудь, и вьюга ей в лицо!
Но бури севера не вредны русской розе.
Как жарко поцелуй пылает на морозе!
Как дева русская свежа в пыли снегов!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.