Ола, ми амиго! Как твой испанский день —
снова дожди?
Я посылаю солнечный смайлик
тебе по ватсапу.
Ты, как отшельник,
сегодня снова грустишь
один
Завтра, я узнавала,
в Кастро не будет капать.
Завтра на набережной
кто-то услышит твой голос.
Жаль, что не я.
Звуки гитар
взорвут тишину на Бискайском заливе.
В пламенном ритме фламенко
закружится вечер.
Песня твоя
сквозь километры, таможни
и время — нахлынет,
будто большая волна
на песчаном пустом берегу —
в мой надоевший уют,
на обыденность и безнадёгу.
Я еще долго, амиго,
приехать к тебе не смогу.
В этом не будем винить ни себя,
ни судьбу, ни дорогу.
С этим придется прожить
львиную долю оставшейся жизни. Пусть.
Спят чемоданы сном летаргическим
в дальнем углу. С глаз долой!
Где-то в Испании я потеряла
заколку свою для волос.
Значит, всё же, вернусь.
Главное, чтобы крылья не подвели.
Адьёс, дорогой!
"Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
II
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
