В последние годы часто встречаюсь с мнением, что приведенное ниже стихотворение не может принадлежать перу Пастернака. По причине его (стихотворения) крайней слабости. Мол, нет ни метафор, ни двойного дна. Одни штампы... Да и некоторые строки тяжеловесны весьма. Нет тут руки Мастера!
А лично мне этот стих Бориса Леонидыча знаком и близок. Он меня когда-то зацепил шибко. И пригласил в Поэзию.
И я написал отклик на критику стихотворения.
Я скажу: долой суровость!
Белую на стол!
Сногсшибательная новость:
Bозвращен Орел.
Я великолепно помню
День, когда он сдан.
Было жарко, словно в домне,
И с утра - туман.
И с утра пошло катиться,
Побежало вширь:
Отдан город, город - птица,
Город - богатырь.
Борис Пастернак
............................................................
Не соскучимся, однако...
Вышел новый хит:
Приписали Пастернаку
Хилые стихи!
Критик, славой не целован,
Выпил и орет:
Нет, не мог кудесник слова
Просто – про Орел.
Нет метафор, строки тусклы,
Что ни фраза – штамп.
Автор тот, конечно, тухлый.
Нет, не Мандельштам.
Закусил, налил и принял.
И опять завыл:
Стихоплет отнюдь не прима,
Не Царев, увы!
Вот, иные бьют навылет,
Краски – высший сорт.
... как персоны восковые
У мадам Тюссо...
До чего ж в салоне глухо:
Модные стихи
Размалеваны, как шлюхи!
Тронешь – дохляки.
Навалитесь! Можно скопом.
Не пугает бой.
Неказист солдат окопный,
Но живой... Живой!
Иногда он возвращается. Старый, замусоленный, истрёпанный смысл "громких" слов возвращается во всей своей первозданной мощи спешных, а не сутками по капельке высасываемых, строк ст-ний. Например, у Пастернака. Например, Пастернаком.
Да. Смысл, очищенный от шелухи необязательного.
И прикасающийся к обнаженному войной нерву...
Люблю Пастернака. Жаль, что вы стихотворение не целиком привели. И название у него вполне говорящее.
Хорошо ответили. Душевно.
"Вот, иные бьют навылет,
Краски – высший сорт.
... как персоны восковые
У мадам Тюссо..."
:)
Оля, стихотворение легко отыскать в Сети.
Спасибо за понимание!)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.
С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.
В черной оспе блаженствуют кольца бульваров...
Нет на Москву и ночью угомону,
Когда покой бежит из-под копыт...
Ты скажешь - где-то там на полигоне
Два клоуна засели - Бим и Бом,
И в ход пошли гребенки, молоточки,
То слышится гармоника губная,
То детское молочное пьянино:
- До-ре-ми-фа
И соль-фа-ми-ре-до.
Бывало, я, как помоложе, выйду
В проклеенном резиновом пальто
В широкую разлапицу бульваров,
Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном,
Где арестованный медведь гуляет -
Самой природы вечный меньшевик.
И пахло до отказу лавровишней...
Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен...
Я подтяну бутылочную гирьку
Кухонных крупно скачущих часов.
Уж до чего шероховато время,
А все-таки люблю за хвост его ловить,
Ведь в беге собственном оно не виновато
Да, кажется, чуть-чуть жуликовато...
Чур, не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать -
Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги,
Чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи.
Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна...
Из густо отработавших кино,
Убитые, как после хлороформа,
Выходят толпы - до чего они венозны,
И до чего им нужен кислород...
Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!
Я говорю с эпохою, но разве
Душа у ней пеньковая и разве
Она у нас постыдно прижилась,
Как сморщенный зверек в тибетском храме:
Почешется и в цинковую ванну.
- Изобрази еще нам, Марь Иванна.
Пусть это оскорбительно - поймите:
Есть блуд труда и он у нас в крови.
Уже светает. Шумят сады зеленым телеграфом,
К Рембрандту входит в гости Рафаэль.
Он с Моцартом в Москве души не чает -
За карий глаз, за воробьиный хмель.
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты.
Май - 4 июня 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.