Наташа, прочитав Ницше, я "побывал" в Зильс-Марии, посмотрел про неё всё, что можно посмотреть - фото, видео, кино. Немного позже я увидел деревеньку Чорана.
Я был пуст, глядя на швейцарские красоты, на которых до всякого типографского или кино-глянца, наверное, уже лежит глянец. Что-то невыносимо стерильное, дистиллированное было во всём этом, слишком красивом и чистом. Бог, умирающий в грязи и поту и крови, умирает, чтобы всё же воскреснуть. Бог, который умер бы в этом глянце, не воскрес бы никогда. Грязь, пот, кровь, снова грязь - из чего ещё может возникнуть или возродиться жизнь? Каждый учёный-мочёный скажет, что другой среды для за- и рождения и воз-рождения нет. Это, мол, даже наука "доказала". А что противоположней , чем грязи и глянец. Только глянец и жизнь. Жизнь, которая грязь не какая-то вообще и философски, а конкретная - ощутимая, пахнущая, движущаяся, родная, сено-солома, грибок-плесень на сене-соломе, босые ноги шлёпает по сену-соломе, то и дело вляпываясь в сверкающий на солнце навоз, грязь как родина. И то ли стерильность избегает её, то ли она бежит от стерильности. Бежать-бежать-бежать-бежать от стерильности и дистиллированности - и добежать до Дома, в радость Дома, где в солнечных лучах танцуют шелуха-пылинки (пусть это и будут ангелы), что ещё должна делать жизнь?
Поэтому Чоран для меня загадка. Я видел его родную деревню - я видел жизнь около Бога или около богов, я видел как преломляются и живут и движутся кристаллики пыли и грязи под этим солнцем, христовым и языческим одновременно. И грязь, так просоленная солнцем, была и христовой и языческой, примеряющей и примиряющей обе тоски и обе радости. Почему же Чоран не унёс эту пыль, эту грязь своей родины в странствия по своему философскому одиночеству. Такое впечатление, что он боялся её. И не оказался ли он в дистилляте чистой тоски? В такой чистоте, когда смывается всё, посоленное солнцем, и смертельной улыбкой из тоски взблескивает глянец - почти как зубы в рекламе самой лучшей зубной пасты, какой ещё не видел белый свет. Красота ли глянец, глянец ли красота? Самое страшное не то, что ответят - да. Самое страшное, что так ответит только тот, кто не читал или читал-не понял или читал-а ну его нахер - этого бедного румынского гения. Так откуда же это соседство сестры глянца - дистиллированной тоски (тоски не по Богу, не по богам, не по человеку, не по себе даже, а тоски как научного эксперимента, эксперимента,par exellence, ради эксперимента), этой, прости меня, философски-сконструированной тоски как и инструмента и опыта.
Может, я задаю неправильные вопросы? Может, ищу неправильные ответы? Но всё же - где они? Может, они там, где грязь на Боге, где пыль на ступнях Христа, где божки азиатов измазаны коровьим жиром, где вши сыплются с косм танцующего шамана - и там же и наша тоска и - главное дитя тоски - радость от (пусть в разной мере) Приближения к тому, по чём тоскуется. Это ведь и единственное живое дитя тоски, если разобраться, если не считать дистиллированные выкидыши полного атеизма под фотоблицевыми улыбками (усмешками) глянца.
Тщетную мудрость мира вы оставьте,
Злы богоборцы! обратив кормило,
Корабль свой к брегу истины направьте,
Теченье ваше досель блудно было.
Признайте бога, иже управляет
Тварь всю, своими созданну руками.
Той простер небо да в нем нам сияет,
Дал света солнце источник с звездами.
Той луну, солнца лучи преломляти
Научив, темну плоть светить заставил.
Им зрятся чудны сии протекати
Телеса воздух, и в них той уставил
Течений меру, порядок и время,
И так увесил все махины части,
Что нигде лишна легкость, нигде бремя,
Друг друга держат и не могут пасти.
Его же словом в воздушном пространстве,
Как мячик легкий, так земля катится;
В трав же зеленом и дубрав убранстве
Тут гора, тамо долина гордится.
Той из источник извел быстры реки,
И песком слабым убедил схраняти
Моря свирепы свой предел вовеки,
И ветрам лешим дал с шумом дышати,
Разны животных оживил он роды.
Часть пером легким в воздух тела бремя
Удобно взносит, часть же сечет воды,
Ползет иль ходит грубейшее племя.
С малой частицы мы блата сплетенны
Того ж в плоть нашу всесильными персты
И устен духом его оживленны;
Он нам к понятью дал разум отверзтый.
Той, черный облак жарким разделяя
Перуном, громко гремя, устрашает
Землю и воды, и дальнейша края
Темного царства быстр звук достизает;
Низит высоких, низких возвышает;
Тут даст, что тамо восхотел отъяти.
Горам коснувся — дыметь понуждает:
Манием мир весь силен потрясати.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
