Слез с креста костлявый иудей.
Крестики с нулями преют в рясах,
докопались, что Христос злодей,
a не доброй, право, славной расы.
Лошадиных не хватило сил
в Мерседесе чёрном шестисотом,
Бог, в чём был, к евреям укатил, -
полетел, как смерд Аэрофлотом.
Не поймёт ни турок ни якут,
ни враги, ни друг шаман заклятый, -
на Руси покой не обретут,
кто владеет плохо русским матом.
Цапнул в руку Греку подлый рак -
песня раком оказалась спета.
В позу и лишили прав, дурак
в темноте превысил скорость света.
Спит в избушке старенький медведь,
Марья топит горе в рюмке чая.
Бог терпел и ей велел терпеть,
обещал, что панду повстречает.
ПодалИся девки на юга,
грех без повода и не напиться.
Козлик, потерявший берега,
осушил все тридцать три копытца.
Кошка с мышкой на душе скребут.
Я один без Бога абсолютно.
С бока на бок ёрзаю в гробу, -
одиноко, мокро, неуютно.
К чёрту гроб, наружу рвётся плоть,
влез на крест тихонько и несмело.
Думал Богу равен, но Господь
оказался мне не по размеру.
Скинул крест и плоть и слабый дух.
О Голгофу разорвало сердце.
Сказок свет в глазах моих потух,
никуда от Родины не деться.
В тройке Prada чувствуя подвох,
белый вязанный хитон надену.
Родина, я фраер, но не лох, -
и Содом я предпочту Эдему.
А иногда отец мне говорил,
что видит про утиную охоту
сны с продолженьем: лодка и двустволка.
И озеро, где каждый островок
ему знаком. Он говорил: не видел
я озера такого наяву
прозрачного, какая там охота! —
представь себе... А впрочем, что ты знаешь
про наши про охотничьи дела!
Скучая, я вставал из-за стола
и шел читать какого-нибудь Кафку,
жалеть себя и сочинять стихи
под Бродского, о том, что человек,
конечно, одиночество в квадрате,
нет, в кубе. Или нехотя звонил
замужней дуре, любящей стихи
под Бродского, а заодно меня —
какой-то экзотической любовью.
Прощай, любовь! Прошло десятилетье.
Ты подурнела, я похорошел,
и снов моих ты больше не хозяйка.
Я за отца досматриваю сны:
прозрачным этим озером блуждаю
на лодочке дюралевой с двустволкой,
любовно огибаю камыши,
чучела расставляю, маскируюсь
и жду, и не промахиваюсь, точно
стреляю, что сомнительно для сна.
Что, повторюсь, сомнительно для сна,
но это только сон и не иначе,
я понимаю это до конца.
И всякий раз, не повстречав отца,
я просыпаюсь, оттого что плачу.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.