Когда томлением неясным
Так переполнена душа
И мысль теснит ум – узки ясли! –
И ветром грезит гладь крыла…
Мой принц, послушайте шута,
Чей разум, жизнью удручённый,
Не раз сгорал в тисках судьбы,
Объятый пламенем тоски…
Искать Мечту в тиши дворца –
Достойно это лишь глупца,
Двора наивного дитя
И баловня судьбы-мартышки.
Затлел тоски огонь мятежный
В душе проснувшихся страстей –
Так дай ему простор безбрежный –
Пусти на сухостой идей
По ”совершенству бытия”,
Где и остынет скорбь твоя,
Себя в борьбе спалив дотла, –
Спустись с вершин своего дворца!
В пути, что выпадет пройти,
Ты встретишь много пёстрой дряни,
Продавшей на своём веку
Немало душ за грош в копилку.
Таких… прости! и не спеши
Призреть ползущих в иле лжи –
Во мгле страстей их, Божий проблеск
В душе у каждого узри.
И помогай простому люду,
Чем сможешь только, и зови,
Попав в беду, сам их на помощь –
Добром отплатят "мужики",
Как ни были б они в грязи
И взору твоему убоги.
И – если сможешь ты пройти
Сквозь зло и ненависть людскую
И сохранишь душу живую –
Поймёшь всей жизни существо,
Найдёшь и счастие своё –
Тот милый бред, такой желанный,
Любовью названный тобой.
Теперь прощай… Будь мудрым, принц.
Ступай и – если сможешь! – помни…
P.S. За скорбной ролью доброго отца,
Избитого судьбой скитальца,
Во мне остыла собственная боль –
И я спокоен, засыпая…
Но как вдруг всё стихло, мой Боже! –
До мутного звона в ушах…
И слышится даже, как гаснут,
Сгорая, табачные крошки…
Не смог быть счастливым – играй
Роль мученика…
Зверинец коммунальный вымер.
Но в семь утра на кухню в бигуди
Выходит тетя Женя и Владимир
Иванович с русалкой на груди.
Почесывая рыжие подмышки,
Вития замороченной жене
Отцеживает свысока излишки
Премудрости газетной. В стороне
Спросонья чистит мелкую картошку
Океанолог Эрик Ажажа -
Он только из Борнео.
Понемножку
Многоголосый гомон этажа
Восходит к поднебесью, чтобы через
Лет двадцать разродиться наконец,
Заполонить мне музыкою череп
И сердце озадачить.
Мой отец,
Железом завалив полкоридора,
Мне чинит двухколесный в том углу,
Где тримушки рассеянного Тёра
Шуршали всю ангину. На полу -
Ключи, колеса, гайки. Это было,
Поэтому мне мило даже мыло
С налипшим волосом...
У нас всего
В избытке: фальши, сплетен, древесины,
Разлуки, канцтоваров. Много хуже
Со счастьем, вроде проще апельсина,
Ан нет его. Есть мненье, что его
Нет вообще, ах, вот оно в чем дело.
Давай живи, смотри не умирай.
Распахнут настежь том прекрасной прозы,
Вовеки не написанной тобой.
Толпою придорожные березы
Бегут и опрокинутой толпой
Стремглав уходят в зеркало вагона.
С утра в ушах стоит галдеж ворон.
С локомотивом мокрая ворона
Тягается, и головной вагон
Теряется в неведомых пределах.
Дожить до оглавления, до белых
Мух осени. В начале букваря
Отец бежит вдоль изгороди сада
Вслед за велосипедом, чтобы чадо
Не сверзилось на гравий пустыря.
Сдается мне, я старюсь. Попугаев
И без меня хватает. Стыдно мне
Мусолить малолетство, пусть Катаев,
Засахаренный в старческой слюне,
Сюсюкает. Дались мне эти черти
С ободранных обоев или слизни
На дачном частоколе, но гудит
Там, за спиной, такая пропасть смерти,
Которая посередине жизни
Уже в глаза внимательно глядит.
1981
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.