Прижимался, тиская,
пьяный без венчания.
Дёргал грудь ненизкую,
вроде бы нечаянно.
Ты молилась, лапочка,
матушке заступнице.
Я лежал под лавочкой, -
кровь текла по улице.
Любите женщин, мужики,
целуйте шею, ноги, очи,
днём нежно пальчики руки,
а на ногах целуйте ночью.
Любите верную жену,
любите крепко, неизменно,
любите лишь её одну,
любите двух одновременно.
Любите всех назло судьбе,
в подводной лодке и в постели,
на крыльях, в театре и в себе
и от плиты и от Шанели.
Любите женщин не ревнуя,
как лгал об этом Пушкин Саша.
Любите женщину чужую,
любите, если, даже, ваша.
Так долго не живут на свете боги,
но иудеев нет, евреи же не те, -
кто протянул, а Мотя сделал ноги, -
о Вифлеемской некому пиз..ть звезде.
Обманываться рады и тем паче
прислуживать и руки целовать попам
и отпущение грехов с подачи
святых отцов заполучить, припав к стопам!
Но к богу путь лежит через убийство, -
подсуетился Третий Рим и врыл кресты!
Хотели в рай, не получилось "зае..сь всё"
и виноваты, как всегда, они - жиды.
От бога в огороде лук, картошка,
на вые шрамы, как овраги, от вины,
об землю лбами бьют и понарошку,
живя за пазухой у бога, ...ждут войны.
Что "Млечный Путь" дорога? Нет, - тропинка
в местечко, в город, где потерян был Ковчег.
Нет у плетня смородины с крапивой
и не звучит там гордо слово "человек".
С тех пор, как распинали бога сына
и он, чтоб я так жил, на третий день воскрес,
одесский Мотин трёп от и поныне
зубрят, стараясь дотянуться до небес.
Не важно в Храм ведёт тропинка иль дорога,
что на песке стопы один и тот же след
у ног креста... . "Убог" рифмуйте с "богом"
и мир и сын поймут - отца у Бога нет!
В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты, где выглядят смешно и жалко сирень и прочие цветы, есть дом шестнадцатиэтажный, у дома тополь или клен стоит ненужный и усталый, в пустое небо устремлен; стоит под тополем скамейка, и, лбом уткнувшийся в ладонь, на ней уснул и видит море писатель Дима Рябоконь.
Он развязал и выпил водки, он на хер из дому ушел, он захотел уехать к морю, но до вокзала не дошел. Он захотел уехать к морю, оно — страдания предел. Проматерился, проревелся и на скамейке захрапел.
Но море сине-голубое, оно само к нему пришло и, утреннее и родное, заулыбалося светло. И Дима тоже улыбнулся. И, хоть недвижимый лежал, худой, и лысый, и беззубый, он прямо к морю побежал. Бежит и видит человека на золотом на берегу.
А это я никак до моря доехать тоже не могу — уснул, качаясь на качели, вокруг какие-то кусты. В кварталах дальних и печальных, что утром серы и пусты.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
