Каждая девочка хоть раз
В детстве мечтала
Быть нежной принцессой.
Платье-бархат. Или в клеточку.
Все восторгаются — ах, прелесть какая!
И, конечно, корона.
Пластиковая или картонная.
Но обязательно блестящая.
Хоть и из фольги — настоящая.
Ах, прелесть какая!
Но у многих и не было
Этого слащавого детства.
Переступили в юность со словами:
Ах, эта наивная молодость!
Ты же милая девочка.
Ты пробъешься. Сама
Все на свете решая.
Серебряную диадему-корону надев,
Слышишь такой знакомый припев:
Ах, эта наивная молодость!
Да, после свадьбы бывает:
На руках переносят
Через порог дома.
Где ты будешь другой:
Мамой или женой
Со своими радостями и обязанностями.
Про фантазии просто забудь.
Умной, практичной женщиной будь!
И подбирают на голову
Уже корону другую, трудовую.
Железную. На все случаи жизни полезную.
Эдакую, сверху колючую жуть.
Умной, практичной женщиной будь!
Вот и возраст
Тихими ножками внуков
Подбегает, зовет
Ночных мыслей хоровод.
Кружится, крутится, сжимается,
Зрелости корона на голову одевается
И тихонько скулит: – И-и-и, старость, не приходи-и-и...
Вот уже опытная королева-мать
Начинает короны на голове считать.
И понимает, что с самого детства
Это копилось, пылилось...
А принцессы — не получилось...
Не добавляет корона блестящая
Счастья женского, настоящего.
Корона - оковы сознания спящего.
Ты - девочка. Девушка. Женщина.
Живи просто, здесь и сейчас.
Люби сама, люби себя.
Не выдумывай призрачных снов,
И не будет в жизни оков.
Дай бог тебе тоже любимой быть.
Даже солнце светит СЕБЕ,
Чтобы все вокруг могли счастливыми жить.
Полночь в Москве. Роскошно буддийское лето.
С дроботом мелким расходятся улицы в чоботах узких железных.
В черной оспе блаженствуют кольца бульваров...
Нет на Москву и ночью угомону,
Когда покой бежит из-под копыт...
Ты скажешь - где-то там на полигоне
Два клоуна засели - Бим и Бом,
И в ход пошли гребенки, молоточки,
То слышится гармоника губная,
То детское молочное пьянино:
- До-ре-ми-фа
И соль-фа-ми-ре-до.
Бывало, я, как помоложе, выйду
В проклеенном резиновом пальто
В широкую разлапицу бульваров,
Где спичечные ножки цыганочки в подоле бьются длинном,
Где арестованный медведь гуляет -
Самой природы вечный меньшевик.
И пахло до отказу лавровишней...
Куда же ты? Ни лавров нет, ни вишен...
Я подтяну бутылочную гирьку
Кухонных крупно скачущих часов.
Уж до чего шероховато время,
А все-таки люблю за хвост его ловить,
Ведь в беге собственном оно не виновато
Да, кажется, чуть-чуть жуликовато...
Чур, не просить, не жаловаться! Цыц!
Не хныкать -
Для того ли разночинцы
Рассохлые топтали сапоги,
Чтоб я теперь их предал?
Мы умрем как пехотинцы,
Но не прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи.
Есть у нас паутинка шотландского старого пледа.
Ты меня им укроешь, как флагом военным, когда я умру.
Выпьем, дружок, за наше ячменное горе,
Выпьем до дна...
Из густо отработавших кино,
Убитые, как после хлороформа,
Выходят толпы - до чего они венозны,
И до чего им нужен кислород...
Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотрите, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!
Я говорю с эпохою, но разве
Душа у ней пеньковая и разве
Она у нас постыдно прижилась,
Как сморщенный зверек в тибетском храме:
Почешется и в цинковую ванну.
- Изобрази еще нам, Марь Иванна.
Пусть это оскорбительно - поймите:
Есть блуд труда и он у нас в крови.
Уже светает. Шумят сады зеленым телеграфом,
К Рембрандту входит в гости Рафаэль.
Он с Моцартом в Москве души не чает -
За карий глаз, за воробьиный хмель.
И словно пневматическую почту
Иль студенец медузы черноморской
Передают с квартиры на квартиру
Конвейером воздушным сквозняки,
Как майские студенты-шелапуты.
Май - 4 июня 1931
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.