Краснеют гроздья у рябины -
позднеосенняя пора -
предвестница потерь - близка...
Я на тебя смотрю, любимый,
из интерьеров ноября,
смотрю уже издалека.
Всё глубже тени, всё теснее
наполнен вздохами закат -
к причалу путь они мостят,
где всё труднее и труднее
ловить средь суеты мгновений
твой удаляющийся взгляд.
Он с каждым часом дальше, дальше
и в беге будней под уклон,
в тревогах их непреходящих,
мне не прижать к щеке горячей
знакомую до жил ладонь.
За жизни воем, граем, плачем
не ощутить в ней пульс, дарящий
одно дыхание с тобой,
снимающий любую боль.
И от того себя всё жальче,
а зов мой переходит в стон,
что безответностью рождён.
Всё ярче гроздья у рябины
и в них печаль моя тяжка -
любовь из ночи воробьиной
с беспечностью её "пока",
на деле так невозвратима -
сменяет времени оскал,
жестокой данности реал.
Лишь память стаей журавлиной,
касаясь крыльями виска,
тревожит, на помин легка...
А нам не встретиться, любимый!
*Первая строфа - перепев романса "Ах, эта красная рябина".
"Скоро тринадцать лет, как соловей из клетки
вырвался и улетел. И, на ночь глядя, таблетки
богдыхан запивает кровью проштрафившегося портного,
откидывается на подушки и, включив заводного,
погружается в сон, убаюканный ровной песней.
Вот такие теперь мы празднуем в Поднебесной
невеселые, нечетные годовщины.
Специальное зеркало, разглаживающее морщины,
каждый год дорожает. Наш маленький сад в упадке.
Небо тоже исколото шпилями, как лопатки
и затылок больного (которого только спину
мы и видим). И я иногда объясняю сыну
богдыхана природу звезд, а он отпускает шутки.
Это письмо от твоей, возлюбленный, Дикой Утки
писано тушью на рисовой тонкой бумаге, что дала мне императрица.
Почему-то вокруг все больше бумаги, все меньше риса".
II
"Дорога в тысячу ли начинается с одного
шага, - гласит пословица. Жалко, что от него
не зависит дорога обратно, превосходящая многократно
тысячу ли. Особенно отсчитывая от "о".
Одна ли тысяча ли, две ли тысячи ли -
тысяча означает, что ты сейчас вдали
от родимого крова, и зараза бессмысленности со слова
перекидывается на цифры; особенно на нули.
Ветер несет нас на Запад, как желтые семена
из лопнувшего стручка, - туда, где стоит Стена.
На фоне ее человек уродлив и страшен, как иероглиф,
как любые другие неразборчивые письмена.
Движенье в одну сторону превращает меня
в нечто вытянутое, как голова коня.
Силы, жившие в теле, ушли на трение тени
о сухие колосья дикого ячменя".
1977
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.