Жую сухарик. Ничего не лезет.
Весна, грачи - бесплатное кино.
Сосед опять сфальшивил в до-диезе,
С утра тромбоня фугу ля-минор.
Хочу икры заморской, баклажанной.
Ещё бананов и погрызть мелок.
Но мой маршрут - от кухни и до ванной,
Не до изысков, ползать тяжело.
Танцует лето - сарафаны, шорты.
Я не влезаю ни в один наряд.
Меня пытает муж морковкой тëртой,
И давит соки. А глаза горят.
Я в них читаю - мол, наследник, парень!
Смеюсь: "а дочка?". "Тоже хорошо!".
Ну что за август - очень жарко, парит.
Скорей бы что ли дождь уже пошёл.
А календарь безжалостен и точен:
Сентябрь, октябрь, редеет желтизна.
Я просто шар. Ладонью локоточек,
а может пятку ловит папа. Знать
что впереди... Больничный белый кафель.
Зубами в руку - только не кричать!
Там, наверху давно составлен график -
кому пора... У строгого врача
я вижу крылья под халатом. Тише
стучат в ушах небесные часы...
Я не могу! Ты можешь! Дышим, дышим,
ещё чуть-чуть, ещё и... Здравствуй, сын!
Бессмысленное, злобное, зимой
безлиственное, стадии угля
достигнувшее колером, самой
природой предназначенное для
отчаянья, - которого объем
никак не калькулируется, - но
в слепом повиновении своем
уже переборщившее, оно,
ушедшее корнями в перегной
из собственных же листьев и во тьму -
вершиною, стоит передо мной,
как символ всепогодности, к чему
никто не призывал нас, несмотря
на то, что всем нам свойственна пора,
когда различья делаются зря
для солнца, для звезды, для топора.
1970
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
