Вспоминаю..
Опущены веки, сцеплены пальцы в замок, сжимаются всё сильнее..
Воспоминания..
Нет,
и, пожалуйста,
нет:
не вздыхайте так обречённо
в предвосхищении скучных, обыденных, частных..
Воспоминания - только мои.
Только мне их нести -
подобных горячей водою до края наполненной чаше -
до тех пор, пока
из под век не выступят слёзы, виски не набухнут болью
и больше не сможется вспоминать..
Разожмутся пальцы..
отпустят..
и тогда
я обращаюсь к Богу..
и..
ничего Ему
не говорю.
Жду..
и вижу, наконец, окно -
запылённое стекло со следами дождевых струй -
глубоко в нём ровный горизонт -
полукруг, очерченный верхушками лесных деревьев,
выше высокое, порою, низкое небо -
царство богини Нут,
ею данное мне для любви и любования..
Но..
Красноречья, ступайте прочь,
я и сама не верю вам, хотя знаю, что говорю правду.
Быт..
наступает, как нерадивый уборщик:
не убирает, но заметает воспоминания,
мысли и чувства, подобно мусорной дряни -
по углам, под скамейки -
лишь бы начальники и туристы
не замечали да не ругали,
да не судили хлам драгоценный,
не глазели так,
как говаривала когда то одна суровая, строгая женщина -
смешная бабушка моя Марфа Терентьевна,
"как солдат на вошь".
Тихо..
Только слышится в комнате неритмичное "так",
так-так -так-так , так-так, так.."
Это быстрые пальцы стучат по клаве:
говорят, что дедлайн на носу,
на носу, мол, дедлайн, так-так-так, так-так-так...
намекают, что, мол,
переводы музейных проспектов
стоят копейки, копейки, копейки..
Только слышится изредка, брррууууу, брррууууу.. -
это трудится где то:
стирает бельё машинка..
На яви звуков, на тени стёкол, на поле знаков -
что проявляет себя?
В песенке, в говоре, в незримом действе,
будто бы "море волнуется.. Раз! ",
или, может быть, так:
"пробежал ветерок, залетел в уголок и раздул уголёк,
и звонит - тили-бом, тили-бом - телефонный настырный звонок,
и молчит, и горит кошкин дом.."
Стены, пол, потолок, полки, стол, зеркала..
Призматическое прямоугольное однообразное многообразие -
скучное, пыльное, тяжелое, привычное, убогое, жалкое, любимое..
горит?
Где-то в кладовке валяется маленький огнетушитель:
под руки вечно попадается,
а, ведь, не найду, если, и правда,
пожар какой, или ещё что-нибудь такое..
И вообще это всегда так. Хлам потому что..
Да где-то я уже вспоминала про хлам..
Драгоценный.. никому не интересный.. мой..
"..и тогда..
я обращаюсь к Богу..
и..
..ничего Ему
не говорю".
А надо уметь выбрасывать
прошлое, старое, ветхое
И надо уметь забывать.
Чтобы не плакать, братцы.
А почему бы не плакать?
А чтобы всегда улыбаться,
и даже искриться смехом,
и после слёз не икать..
Я не запомнил — на каком ночлеге
Пробрал меня грядущей жизни зуд.
Качнулся мир.
Звезда споткнулась в беге
И заплескалась в голубом тазу.
Я к ней тянулся... Но, сквозь пальцы рея,
Она рванулась — краснобокий язь.
Над колыбелью ржавые евреи
Косых бород скрестили лезвия.
И все навыворот.
Все как не надо.
Стучал сазан в оконное стекло;
Конь щебетал; в ладони ястреб падал;
Плясало дерево.
И детство шло.
Его опресноками иссушали.
Его свечой пытались обмануть.
К нему в упор придвинули скрижали —
Врата, которые не распахнуть.
Еврейские павлины на обивке,
Еврейские скисающие сливки,
Костыль отца и матери чепец —
Все бормотало мне:
— Подлец! Подлец!—
И только ночью, только на подушке
Мой мир не рассекала борода;
И медленно, как медные полушки,
Из крана в кухне падала вода.
Сворачивалась. Набегала тучей.
Струистое точила лезвие...
— Ну как, скажи, поверит в мир текучий
Еврейское неверие мое?
Меня учили: крыша — это крыша.
Груб табурет. Убит подошвой пол,
Ты должен видеть, понимать и слышать,
На мир облокотиться, как на стол.
А древоточца часовая точность
Уже долбит подпорок бытие.
...Ну как, скажи, поверит в эту прочность
Еврейское неверие мое?
Любовь?
Но съеденные вшами косы;
Ключица, выпирающая косо;
Прыщи; обмазанный селедкой рот
Да шеи лошадиный поворот.
Родители?
Но, в сумраке старея,
Горбаты, узловаты и дики,
В меня кидают ржавые евреи
Обросшие щетиной кулаки.
Дверь! Настежь дверь!
Качается снаружи
Обглоданная звездами листва,
Дымится месяц посредине лужи,
Грач вопиет, не помнящий родства.
И вся любовь,
Бегущая навстречу,
И все кликушество
Моих отцов,
И все светила,
Строящие вечер,
И все деревья,
Рвущие лицо,—
Все это встало поперек дороги,
Больными бронхами свистя в груди:
— Отверженный!
Возьми свой скарб убогий,
Проклятье и презренье!
Уходи!—
Я покидаю старую кровать:
— Уйти?
Уйду!
Тем лучше!
Наплевать!
1930
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
