* * *
Милая, поздно плакать и отпираться, и
вряд ли теперь посмотрит на нас с тобой
та, что спасает девочек «до пятнадцати»,
к ним приходя во сне, заглушая боль.
Та, чьих имён не помнят,
чьи волосы расплелись.
Та, чьи глаза желты, как осенний лист.
* * *
Бабочка-однодневка, моя Сюзанна,
волосы – мёд, глаза одинокой лани.
Ты обращалась к Богу, но он всё занят
и не исполнит глупых твоих желаний.
Бабочка, мир твой – каменный лабиринт
и подношенья для желтоглазой девы.
Будешь кричать: «Пожалуйста, забери
всё! Но с моей красой ничего не делай!»
Милая, поздно плакать и ждать чудес
и ни к чему срезать золотые кудри.
Ты продолжаешь жить и дарить секунды
той, чьи слова пусты, как сгоревший лес.
* * *
Бабочка-однодневка, моя Сесилия,
волосы – смоль, глаза зеленее моря.
Ты продолжаешь верить в её всесилие,
той, что когда-то стала причиной мора.
Зубы сцепить, ладони сильнее сжать
и прокричать, заведомо в пустоту:
«Плетью секи, несчастьями поражай,
но сохрани небесную красоту!»
* * *
Птица ветров, чужая, святая Бэлла…
что тебе сделка, если уже на дне,
если любимый, путаясь в простыне
душу свою вышвыривает из тела.
Сделаешь всё, чтоб выдохнул…улыбнулся…
будешь ночами молиться на желтоглазую:
«Дай ему свет… Давай, воскреси, как Лазаря!
жизнь моя стоит музыки его пульса…»
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.
Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи, глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.
Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
