|
В дурачке, который ходит у нас по улице, больше времени - эпохи, чем в каком-нибудь министре (Василий Шукшин)
Поэзия
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Любовь -это ВСЕ-Илья Марсов | А воздух пропитан гламуром и болью
Мы в шоке, теперь не похожа на сказку здесь жизнь
Модные матрешки по улицам ходят
Ищут под кого бы себя подложить
Чтобы роскошно и беспроблемно
Несколько лет за чужой счет пожить
Актрисы легко теперь могут раздеться
И обниматься с чужим мужиком...
У наших детей украли их детство
И в их головах теперь все кувырком
Куда подевались их детские игры
Теперь во дворе не играют, их друг телефон
И стали развязней,капризней рычат словно тигры...
Мы смотрим уныло пустых дней свои титры
На душу поставив себе домофон
Теперь все за деньги, и доля и воля
А если нет денег, смерть станет лечить
И может любого, кто беден и болен
Моментом из списка живых исключить
Россия вздыбилась снова,
Все здесь не, по совести, не по любви...
Ломают и крутят народное слово
Пытаясь без шума его подавить
Пытаясь лишить его смысла и сути
И мыльным весельем его отравить
С людьми производят мозговую кастрацию
Уже каждый 5й душевный урод…
И тут не нужна видео иллюстрация
Все видят и так,
что народу опять перекрыт кислород
Загадив язык шелухой иноземной
И правильность слов уже стала проблемной
Не дремлет прогресс... люди марионетки
Заменят нутро наше на микросхемы
И скоро еду нам заменят таблетки
И как на ладони мне видна вся Россия...
...А Русский дух гонят с братской Земли...
И видеть все это мне невыносимо
А власти разбили страну как витрину,
И кто и когда ее будет стеклить
Теперь берегись грязь выбьет все пробки
Валяются пьяные на остановках
И нам их не жаль
Мы жалость в себе как вшу давим ловко
Нам жаль на дороге сбитую кошку...
Нам хочется меда достатка поесть большой ложкой
Но многим не дали образования
Теперь не лангусты на завтрак, а капуста с картошкой
Мы жизнь поменяли если б знали заранее
Мы быстро меняем свою точку зренья
И свое лицо и мировоззренье
Когда нас рогатиной прижмут как медведя
Враги или власти или злые соседи
И юность теперь старость не уважает
А старость в ответ материт на чем свет
И на грех искушает
И гнилью ума до дна поражает
Их якорь бездумья самим жить мешает
Все дальше и дальше, от себя удаляясь...
И возле подножья судьбы, снова пьяно валяясь...
А многие из нас отклонились от нормы
И раздавили и содержанье и форму
И стали иными на себя непохожи
Былую изнанку вернуть невозможно
Все реже наш мир остается в пределе
Все чаще мы не живем в своем теле
Все чаще мы не владеем умом, да и сердцем...
И каждый не хочет быть пешкой, а хочет быть ферзем
Теперь поколенье со слабой моралью
На первом свиданье они могут раздеться
И девственность бросить в желанье в запале
Хотя они только что вышли из детства
И ищут компанию и приключения
И пить не умея пьют до отключения
...Советы даются, примеры ведутся
Как жить, как и где поступить
На что опереться, куда протолкнуться
И что дальше делать как быть
Ты сам отвечаешь, ты сам открываешь
Свой мир как он есть без прикрас
Поддержка друзей и близких спасает
И несколько мудрых хоть и не понятных
Тобою еще не осмысленных фраз
Не видел души, не слышал, как стонет
Иди на живую боль, на живой кипяток посмотри...
А боль все сильнее, а жить все больнее
Со смрадом грехи, так гибельно, тяжко горят...
Надежда в нарывах, душа вся в надрыве...
И вслушайся, что она в крик говорит...
А боль все белее...
И льют нам елеем...
Нет пушки, чтоб выстрелить этот снаряд
Дикой ярости в воздух...И никого не убить...
И выстудить стужу, что глушит и глушит...
Ох кровью и потом
Нам Наша свобода...
Ты знай свою меру
Хоть в пьянке, хоть в вере
Я всем нутром чувствую,
Как катится эта волна негатива
Мы жизнь свою строим то косо, то криво
Пытаясь, желанья свои развернуть
В какую бы чашу вложить эту боль нашу суть...
Чтоб просто пожить,
Не рваться, не биться, себя не травить
И словом молящим, душевно болящим, вокруг не рубить...
И вместе с любимой, одну жизнь на двоих
Счастливо до капли испить...
И чтоб после смерти ее не забыть...
А Русской душе не сидится на месте
А Русской душе не живется без песни
Появится, кто-то кому мы поверим
Народ жаждет чуда, ему нужна вера
Земное исканье незримого дома
Дети земли и небесного грома
Пред русской душой открываются дали
И сбудется все, о чем мы мечтали
Исполнится то, чего мы так ждали
И мучает жажда сердечная мука
Мятежна как прежде, сильна своим духом
Любовь-это вечность, живущая в нас
Любовь-это свет, идущий из глаз
Любовь-это сказка, вошедшая в дом
Любовь воскрешает волшебным огнем
Любовь это главная в жизни дорога
Любовь поднимает бескрылых, безногих
Любовь возрождает упавших на край
Любовь не дает больным умирать
Любовь-это жизнь, сжатая в миг
Любовь-это истина, счастлив тот, кто постиг
Любовь-это тайна доступная всем
Любовь-это свет, в темнице проблем
Любовь, что случается с каждым из нас
Только здесь и сейчас
Прижгет твое сердце любовь как окурок
Прими ее жесткий характер и большую натуру
Прими ее всю такая как есть
И люби свою дуру...
Любовь дальше сердца
Любовь глубже веры
Любовь выше неба
Любовь слаще хлеба
Любовь-это, Все
Что же в нас больше от Бога еще... | |
Автор: | ROKKI | Опубликовано: | 09.09.2021 15:00 | Просмотров: | 403 | Рейтинг: | 0 | Комментариев: | 0 | Добавили в Избранное: | 0 |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Той ночью позвонили невпопад.
Я спал, как ствол, а сын, как малый веник,
И только сердце разом – на попа,
Как пред войной или утерей денег.
Мы с сыном живы, как на небесах.
Не знаем дней, не помним о часах,
Не водим баб, не осуждаем власти,
Беседуем неспешно, по мужски,
Включаем телевизор от тоски,
Гостей не ждем и уплетаем сласти.
Глухая ночь, невнятные дела.
Темно дышать, хоть лампочка цела,
Душа блажит, и томно ей, и тошно.
Смотрю в глазок, а там белым-бела
Стоит она, кого там нету точно,
Поскольку третий год, как умерла.
Глядит – не вижу. Говорит – а я
Оглох, не разбираю ничего –
Сам хоронил! Сам провожал до ямы!
Хотел и сам остаться в яме той,
Сам бросил горсть, сам укрывал плитой,
Сам резал вены, сам заштопал шрамы.
И вот она пришла к себе домой.
Ночь нежная, как сыр в слезах и дырах,
И знаю, что жена – в земле сырой,
А все-таки дивлюсь, как на подарок.
Припомнил все, что бабки говорят:
Мол, впустишь, – и с когтями налетят,
Перекрестись – рассыплется, как пудра.
Дрожу, как лес, шарахаюсь, как зверь,
Но – что ж теперь? – нашариваю дверь,
И открываю, и за дверью утро.
В чужой обувке, в мамином платке,
Чуть волосы длинней, чуть щеки впали,
Без зонтика, без сумки, налегке,
Да помнится, без них и отпевали.
И улыбается, как Божий день.
А руки-то замерзли, ну надень,
И куртку ей сую, какая ближе,
Наш сын бормочет, думая во сне,
А тут – она: то к двери, то к стене,
То вижу я ее, а то не вижу,
То вижу: вот. Тихонечко, как встарь,
Сидим на кухне, чайник выкипает,
А сердце озирается, как тварь,
Когда ее на рынке покупают.
Туда-сюда, на край и на краю,
Сперва "она", потом – "не узнаю",
Сперва "оно", потом – "сейчас завою".
Она-оно и впрямь, как не своя,
Попросишь: "ты?", – ответит глухо: "я",
И вновь сидит, как ватник с головою.
Я плед принес, я переставил стул.
(– Как там, темно? Тепло? Неволя? Воля?)
Я к сыну заглянул и подоткнул.
(– Спроси о нем, о мне, о тяжело ли?)
Она молчит, и волосы в пыли,
Как будто под землей на край земли
Все шла и шла, и вышла, где попало.
И сидя спит, дыша и не дыша.
И я при ней, реша и не реша,
Хочу ли я, чтобы она пропала.
И – не пропала, хоть перекрестил.
Слегка осела. Малость потемнела.
Чуть простонала от утраты сил.
А может, просто руку потянула.
Еще немного, и проснется сын.
Захочет молока и колбасы,
Пройдет на кухню, где она за чаем.
Откроет дверь. Потом откроет рот.
Она ему намажет бутерброд.
И это – счастье, мы его и чаем.
А я ведь помню, как оно – оно,
Когда полгода, как похоронили,
И как себя положишь под окно
И там лежишь обмылком карамели.
Как учишься вставать топ-топ без тапок.
Как регулировать сердечный топот.
Как ставить суп. Как – видишь? – не курить.
Как замечать, что на рубашке пятна,
И обращать рыдания обратно,
К источнику, и воду перекрыть.
Как засыпать душой, как порошком,
Недавнее безоблачное фото, –
УмнУю куклу с розовым брюшком,
Улыбку без отчетливого фона,
Два глаза, уверяющие: "друг".
Смешное платье. Очертанья рук.
Грядущее – последнюю надежду,
Ту, будущую женщину, в раю
Ходящую, твою и не твою,
В посмертную одетую одежду.
– Как добиралась? Долго ли ждала?
Как дом нашла? Как вспоминала номер?
Замерзла? Где очнулась? Как дела?
(Весь свет включен, как будто кто-то помер.)
Поспи еще немного, полчаса.
Напра-нале шаги и голоса,
Соседи, как под радио, проснулись,
И странно мне – еще совсем темно,
Но чудно знать: как выглянешь в окно –
Весь двор в огнях, как будто в с е вернулись.
Все мамы-папы, жены-дочеря,
Пугая новым, радуя знакомым,
Воскресли и вернулись вечерять,
И засветло являются знакомым.
Из крематорской пыли номерной,
Со всех погостов памяти земной,
Из мглы пустынь, из сердцевины вьюги, –
Одолевают внешнюю тюрьму,
Переплывают внутреннюю тьму
И заново нуждаются друг в друге.
Еще немного, и проснется сын.
Захочет молока и колбасы,
Пройдет на кухню, где сидим за чаем.
Откроет дверь. Потом откроет рот.
Жена ему намажет бутерброд.
И это – счастье, а его и чаем.
– Бежала шла бежала впереди
Качнулся свет как лезвие в груди
Еще сильней бежала шла устала
Лежала на земле обратно шла
На нет сошла бы и совсем ушла
Да утро наступило и настало.
|
|