Сон или бред - называй, как хочешь.
Книги под одеялом лежат в рядочек.
Это я. Поправляю ту, что сильнее болит.
Я теперь состою из книг.
Десятое октября в квартире.
Тридцать семь и четыре.
Сон не долгий, некрепкий. Фиго́вый сон.
Лезли правды в глаза мне со всех сторон.
Оказалось их множество, не одна.
И у каждой слеза на щеке видна.
И у каждой в руках - и меч, и щит.
И кричала каждая, что болит...
Так болит, что трудно глотать, дышать.
Просыпаюсь. Книги, холод, кровать.
Где-то бахнуло пару раз - прилёт.
Окна вздрогнули. Рядышком страх прилёг.
Повалили из книг кресты, как странная рать.
Людям на спи́ны ложатся - попробуй снять!
Так и идём с крестами, пока можно дышать,
тяжёлыми, как никелированная кровать.
А над нами - небо, распятое в вышине.
Коченеют души, распятые на войне.
У большого больного мира -
тридцать семь и четыре.
Кстати, Иосифу Бродскому приписывают изречение:"Человек есть то, что он читает".
Так и просится в эпиграф.
Да, действительно) Но здесь будет пока без эпиграфа. Хотя, мысль хорошая. А мне тогда действительно бредилось, что я из книг состою. Такой был сон-бред.
Я Вам верю.
Болезнь не проходит сама. Не нарваться бы на доктора- коновала. Здоровье и мир- самые ценные вещи на земле.
Да, тут не поспоришь. Когда нет этих двух ценностей, всё остальное меркнет...
Держись. Стихотворение замечательное.
Спасибо, Наташа! Держусь. Самое странное, что мы начинаем привыкать к такой жизни. Комендантский час, воздушная тревога, прилёты, ПВО, отключение электричества и т.п. И я не знаю, как к этому относиться... Всё, как будто не с нами, как страшный сон, который когда-то должен закончиться.
Мне кажется, что это просто сон. Соседкин вой, в конверте - похоронка, осколками ичсечен старый клён, с экранов Олин голос звонкий- звонкий. И радость от того что в темноте, в подвалах, замерзая плачут дети. Она кричит: "Распять их на кресте"! Они напасть хотели на рассвете!
Опять сирена. Взрывы. Гаснет свет. И невозможно маме дозвониться, мир заболел, наверно, это бред! Но почему так страшно долго снится?
Мне кажется, что это просто сон. Соседкин вой, в конверте - похоронка, осколками ичсечен старый клён, с экранов Олин голос звонкий- звонкий. И радость от того что в темноте, в подвалах, замерзая плачут дети. Она кричит: "Распять их на кресте"! Они напасть хотели на рассвете!
Опять сирена. Взрывы. Гаснет свет. И невозможно маме дозвониться, мир заболел, наверно, это бред! Но почему так страшно долго снится?
Мне кажется, что это просто сон. Соседкин вой, в конверте - похоронка, осколками ичсечен старый клён, с экранов Олин голос звонкий- звонкий. И радость от того что в темноте, в подвалах, замерзая плачут дети. Она кричит: "Распять их на кресте"! Они напасть хотели на рассвете!
Опять сирена. Взрывы. Гаснет свет. И невозможно маме дозвониться, мир заболел, наверно, это бред! Но почему так страшно долго снится?
Мне кажется, что это просто сон. Соседкин вой, в конверте - похоронка, осколками ичсечен старый клён, с экранов Олин голос звонкий- звонкий. И радость от того что в темноте, в подвалах, замерзая плачут дети. Она кричит: "Распять их на кресте"! Они напасть хотели на рассвете!
Опять сирена. Взрывы. Гаснет свет. И невозможно маме дозвониться, мир заболел, наверно, это бред! Но почему так страшно долго снится?
Спасибо! Потрясающе...
Прекрасное стихотворение. Добра Вам, Тамилка!
Спасибо, Ирина!
Всем нам мира и тепла.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Три старухи с вязаньем в глубоких креслах
толкуют в холле о муках крестных;
пансион "Аккадемиа" вместе со
всей Вселенной плывет к Рождеству под рокот
телевизора; сунув гроссбух под локоть,
клерк поворачивает колесо.
II
И восходит в свой номер на борт по трапу
постоялец, несущий в кармане граппу,
совершенный никто, человек в плаще,
потерявший память, отчизну, сына;
по горбу его плачет в лесах осина,
если кто-то плачет о нем вообще.
III
Венецийских церквей, как сервизов чайных,
слышен звон в коробке из-под случайных
жизней. Бронзовый осьминог
люстры в трельяже, заросшем ряской,
лижет набрякший слезами, лаской,
грязными снами сырой станок.
IV
Адриатика ночью восточным ветром
канал наполняет, как ванну, с верхом,
лодки качает, как люльки; фиш,
а не вол в изголовьи встает ночами,
и звезда морская в окне лучами
штору шевелит, покуда спишь.
V
Так и будем жить, заливая мертвой
водой стеклянной графина мокрый
пламень граппы, кромсая леща, а не
птицу-гуся, чтобы нас насытил
предок хордовый Твой, Спаситель,
зимней ночью в сырой стране.
VI
Рождество без снега, шаров и ели,
у моря, стесненного картой в теле;
створку моллюска пустив ко дну,
пряча лицо, но спиной пленяя,
Время выходит из волн, меняя
стрелку на башне - ее одну.
VII
Тонущий город, где твердый разум
внезапно становится мокрым глазом,
где сфинксов северных южный брат,
знающий грамоте лев крылатый,
книгу захлопнув, не крикнет "ратуй!",
в плеске зеркал захлебнуться рад.
VIII
Гондолу бьет о гнилые сваи.
Звук отрицает себя, слова и
слух; а также державу ту,
где руки тянутся хвойным лесом
перед мелким, но хищным бесом
и слюну леденит во рту.
IX
Скрестим же с левой, вобравшей когти,
правую лапу, согнувши в локте;
жест получим, похожий на
молот в серпе, - и, как чорт Солохе,
храбро покажем его эпохе,
принявшей образ дурного сна.
X
Тело в плаще обживает сферы,
где у Софии, Надежды, Веры
и Любви нет грядущего, но всегда
есть настоящее, сколь бы горек
не был вкус поцелуев эбре и гоек,
и города, где стопа следа
XI
не оставляет - как челн на глади
водной, любое пространство сзади,
взятое в цифрах, сводя к нулю -
не оставляет следов глубоких
на площадях, как "прощай" широких,
в улицах узких, как звук "люблю".
XII
Шпили, колонны, резьба, лепнина
арок, мостов и дворцов; взгляни на-
верх: увидишь улыбку льва
на охваченной ветров, как платьем, башне,
несокрушимой, как злак вне пашни,
с поясом времени вместо рва.
XIII
Ночь на Сан-Марко. Прохожий с мятым
лицом, сравнимым во тьме со снятым
с безымянного пальца кольцом, грызя
ноготь, смотрит, объят покоем,
в то "никуда", задержаться в коем
мысли можно, зрачку - нельзя.
XIV
Там, за нигде, за его пределом
- черным, бесцветным, возможно, белым -
есть какая-то вещь, предмет.
Может быть, тело. В эпоху тренья
скорость света есть скорость зренья;
даже тогда, когда света нет.
1973
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.