оселком слегка подправит,
сладко губками подпрядет,
на ноздрю поймает ветер,
на ладонь прикинет вес,
брат иван стрелою метит
в девять солнц и семь небес.
ощущая дней мельканье
от сгущенного дыханья,
облизнется и - каприз:
взляд ивана белый лист,
вгляд ивана черный лес...
стрелки в небе, так ли тик?
я ко многому привык,
все конечно же не так:
вот усталость тишина,
вот луна - моя жена.
грузно телу на просторе.
грустно мне с душою спорить.
тело выползет на паперть,
я ж с душой - гулять за дверь.
тетива - домашний зверь,
я стрела и я полет.
тело с паперти зовет,
тянет липкое увы
зеленей разрыв-травы...
цапнет сдуру сагайдак
человек с лицом каюк,
человек с лицом как лук,
человек с лицом как мрак.
ваня, ваня,
время, время,
ваня, ваня,
как же так?
Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот - это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Разве мальчик, в Останкине летом
Танцевавший на дачных балах,
Это я, тот, кто каждым ответом
Желторотым внушает поэтам
Отвращение, злобу и страх?
Разве тот, кто в полночные споры
Всю мальчишечью вкладывал прыть,
Это я, тот же самый, который
На трагические разговоры
Научился молчать и шутить?
Впрочем - так и всегда на средине
Рокового земного пути:
От ничтожной причины - к причине,
А глядишь - заплутался в пустыне,
И своих же следов не найти.
Да, меня не пантера прыжками
На парижский чердак загнала.
И Виргилия нет за плечами
Только есть одиночество - в раме
Говорящего правду стекла.
1924
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.