Нет-снег, нет-снег...
Часы на полке бормочут глухо,
То ль призывают все на ночлег,
А то ль пугают отсюда духов.
На крышах небо лежит тюленем.
В глубинах сердца разлом да штрек:
Противны снег да злая темень,
Прекрасны темень да сильный снег!
Вот-ночь, вот-ночь...
Часы на полке твердят сольфеджио.
А я шепчу им - идите прочь!
Катитесь к черту, вы сумасшедшие!
Уходит небо на юг верблюдом.
С ним заблудившись в одну пургу,
Часы стоят, стоят повсюду,
А эти, черти, бегут-бегут.
Кто-ты, кто-ты...
Все нет покоя стучащим ритмам.
И в водостоки ветра влиты,
Как переборы печальной цитры.
А небо к окнам вернулось лисом.
А ветер в трубах, как в сетях линь.
И небо рыщет и небу слышно,
Зовет добыча: чуть "дзынь" да "дзынь".
А-что, а-что...
А что останется от этой жизни?
Скорбящий конь? В шкафу пальто?
Тишь половиц? Под ними слизни?
Чуть-чуть тоски, что без надежд
Торчит из книг и снимков грубо...
Свободы бок, что не доешь...
Сокорро, Че! Пор фабор, Куба.
Ку-да, ку-да...
В какие дыры, души, двери?
А раз и некуда, моя ль беда?
А раз и не во что, то нужно ль верить?
Часы спешат... В часах есть жизнь.
И срок и польза, как у творога.
И веет горьким с краев отчизн.
И небо сладкое да только дорого.
Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.
И очнулся, и качнулся, завертелся шар земной.
Ах, механик, ради бога, что ты делаешь со мной!
Этот луч, прямой и резкий, эта света полоса
заставляет меня плакать и смеяться два часа,
быть участником событий, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Кем написан был сценарий? Что за странный фантазер
этот равно гениальный и безумный режиссер?
Как свободно он монтирует различные куски
ликованья и отчаянья, веселья и тоски!
Он актеру не прощает плохо сыгранную роль —
будь то комик или трагик, будь то шут или король.
О, как трудно, как прекрасно действующим быть лицом
в этой драме, где всего-то меж началом и концом
два часа, а то и меньше, лишь мгновение одно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Я не сразу замечаю, как проигрываешь ты
от нехватки ярких красок, от невольной немоты.
Ты кричишь еще беззвучно. Ты берешь меня сперва
выразительностью жестов, заменяющих слова.
И спешат твои актеры, все бегут они, бегут —
по щекам их белым-белым слезы черные текут.
Я слезам их черным верю, плачу с ними заодно…
Жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
Ты накапливаешь опыт и в теченье этих лет,
хоть и медленно, а все же обретаешь звук и цвет.
Звук твой резок в эти годы, слишком грубы голоса.
Слишком красные восходы. Слишком синие глаза.
Слишком черное от крови на руке твоей пятно…
Жизнь моя, начальный возраст, детство нашего кино!
А потом придут оттенки, а потом полутона,
то уменье, та свобода, что лишь зрелости дана.
А потом и эта зрелость тоже станет в некий час
детством, первыми шагами тех, что будут после нас
жить, участвовать в событьях, пить, любить, идти на дно…
Жизнь моя, мое цветное, панорамное кино!
Я люблю твой свет и сумрак — старый зритель, я готов
занимать любое место в тесноте твоих рядов.
Но в великой этой драме я со всеми наравне
тоже, в сущности, играю роль, доставшуюся мне.
Даже если где-то с краю перед камерой стою,
даже тем, что не играю, я играю роль свою.
И, участвуя в сюжете, я смотрю со стороны,
как текут мои мгновенья, мои годы, мои сны,
как сплетается с другими эта тоненькая нить,
где уже мне, к сожаленью, ничего не изменить,
потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль.
И над собственною ролью плачу я и хохочу.
То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу.
То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно,
жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.