И, вроде, жив.
И, вроде, знаю,
Что есть для всякого судья.
Грешу, молюсь,
А не хватает
То водки, то в лесу ручья.
Жену целую.
Она знает,
Что я несчастен и невесел.
Мне б водку запивать ручьями.
Мне б не в отдельности.
Мне б вместе.
Да чтобы совесть не рычала.
Чтоб не кусала крокодилом.
Чтоб ночью в окна не стучала.
Чтоб в темноте не приходила.
Но память - курва та немая -
Как штоф с ручьем, на зная дна,
За душу крепче обнимает,
Чем ненаглядная жена.
И, вроде, жив.
И, вроде, знаю,
Что есть для каждого защитник.
Но временем в нее впадаю,
Как пьяница, как суицидник.
Так отчего, ведь, если впредь мы
Чужие жены и мужья,
Мне от тебя
Так, как от ведьмы,
Нет ни молитвы, ни ружья.
Углем наметил на левом боку
Место, куда стрелять,
Чтоб выпустить птицу — мою тоску
В пустынную ночь опять.
Милый! не дрогнет твоя рука.
И мне недолго терпеть.
Вылетит птица — моя тоска,
Сядет на ветку и станет петь.
Чтоб тот, кто спокоен в своем дому,
Раскрывши окно, сказал:
«Голос знакомый, а слов не пойму» —
И опустил глаза.
31 января 1914,
Петербург
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
