Небесный Жуков) Здорово! Святой Георгий - покровитель русского воинства - веди в бой небесные полки!
У тебя, Володя, каждый стих все необычнее!
Я еще от твоих Миров не отошла)
Небесный Жуков) Здорово! Святой Георгий - покровитель русского воинства - веди в бой небесные полки!
У тебя, Володя, каждый стих все необычнее!
Я еще от твоих Миров не отошла)
Спасибо, Луиза)
Действительно перекликается с твоей молитвой и со святым Георгием)
Фишер/Летов/Жуков. Триумвират.
Очень хорошо)
Спасибо. Да, они мне тоже нравятся)
Сова, конечно, ту ещё песню споёт)) Певец из совы примерно как из павлина
Стих как всегда, до печёнок, Володя.
Спасибо. Ну это здорово когда есть восприятие)
Напомнило старенькую песню, откуда-то из детства: там за курганом, где день догорал, чьим-то мечом я пронзенный лежал... Стих с душой - чистой, яркой, по-прилепински несговорчивой и наивной.
Да, стиш сразу на много песен похож)
Они ехали долго в ночной тишине
По широкой украинской степи,
Вдруг вдали у реки
Засверкали штыки:
Это белогвардейские цепи.
Ну и Рождественский, как мне подсказали:
Я все смогу, я клятвы не нарушу,
своим дыханьем землю обогрею.
Ты только прикажи — и я не струшу,
товарищ Время,
товарищ Время!
Спасибо большое)
А птица эта - Феникс. Другой быть не может.
Да, Феникс это красиво)
А я вспомнила Черного ворона,
а еще Гренаду)
Но все-таки больше всего мне понравилось Небесное Воинство!
Были у меня про Архистратига Михаила стихи, найти не могу, и вспомнить сложно. Новые надо написать)
Новые песни придумает жизнь,
Не надо, ребята, о песнях тужить)
А вот и баллы прилетели из поднебесья)
Да, спасибо большое)
Последний катрен - супер. Его надо развернуть в отдельный стих. Добавил в избранное и баллы. Небесный Жуков - это круто!
Володя! Поздравляю тебя с десятилетием Крымской Весны! Процветание Крыму! Лучшему месту на Земле)
Луиза, спасибо большое! Для крымчан это огромный праздник. Да и для всех нас)
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Альберт Фролов, любитель тишины.
Мать штемпелем стучала по конвертам
на почте. Что касается отца,
он пал за независимость чухны,
успев продлить фамилию Альбертом,
но не видав Альбертова лица.
Сын гений свой воспитывал в тиши.
Я помню эту шишку на макушке:
он сполз на зоологии под стол,
не выяснив отсутствия души
в совместно распатроненной лягушке.
Что позже обеспечило простор
полету его мыслей, каковым
он предавался вплоть до института,
где он вступил с архангелом в борьбу.
И вот, как согрешивший херувим,
он пал на землю с облака. И тут-то
он обнаружил под рукой трубу.
Звук – форма продолженья тишины,
подобье развивающейся ленты.
Солируя, он скашивал зрачки
на раструб, где мерцали, зажжены
софитами, – пока аплодисменты
их там не задували – светлячки.
Но то бывало вечером, а днем -
днем звезд не видно. Даже из колодца.
Жена ушла, не выстирав носки.
Старуха-мать заботилась о нем.
Он начал пить, впоследствии – колоться
черт знает чем. Наверное, с тоски,
с отчаянья – но дьявол разберет.
Я в этом, к сожалению, не сведущ.
Есть и другая, кажется, шкала:
когда играешь, видишь наперед
на восемь тактов – ампулы ж, как светочь
шестнадцать озаряли... Зеркала
дворцов культуры, где его состав
играл, вбирали хмуро и учтиво
черты, экземой траченые. Но
потом, перевоспитывать устав
его за разложенье колектива,
уволили. И, выдавив: «говно!»
он, словно затухающее «ля»,
не сделав из дальнейшего маршрута
досужих достояния очес,
как строчка, что влезает на поля,
вернее – доводя до абсолюта
идею увольнения, исчез.
___
Второго января, в глухую ночь,
мой теплоход отшвартовался в Сочи.
Хотелось пить. Я двинул наугад
по переулкам, уходившим прочь
от порта к центру, и в разгаре ночи
набрел на ресторацию «Каскад».
Шел Новый Год. Поддельная хвоя
свисала с пальм. Вдоль столиков кружился
грузинский сброд, поющий «Тбилисо».
Везде есть жизнь, и тут была своя.
Услышав соло, я насторожился
и поднял над бутылками лицо.
«Каскад» был полон. Чудом отыскав
проход к эстраде, в хаосе из лязга
и запахов я сгорбленной спине
сказал: «Альберт» и тронул за рукав;
и страшная, чудовищная маска
оборотилась медленно ко мне.
Сплошные струпья. Высохшие и
набрякшие. Лишь слипшиеся пряди,
нетронутые струпьями, и взгляд
принадлежали школьнику, в мои,
как я в его, косившему тетради
уже двенадцать лет тому назад.
«Как ты здесь оказался в несезон?»
Сухая кожа, сморщенная в виде
коры. Зрачки – как белки из дупла.
«А сам ты как?» "Я, видишь ли, Язон.
Язон, застярвший на зиму в Колхиде.
Моя экзема требует тепла..."
Потом мы вышли. Редкие огни,
небес предотвращавшие с бульваром
слияние. Квартальный – осетин.
И даже здесь держащийся в тени
мой провожатый, человек с футляром.
«Ты здесь один?» «Да, думаю, один».
Язон? Навряд ли. Иов, небеса
ни в чем не упрекающий, а просто
сливающийся с ночью на живот
и смерть... Береговая полоса,
и острый запах водорослей с Оста,
незримой пальмы шорохи – и вот
все вдруг качнулось. И тогда во тьме
на миг блеснуло что-то на причале.
И звук поплыл, вплетаясь в тишину,
вдогонку удалявшейся корме.
И я услышал, полную печали,
«Высокую-высокую луну».
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.