Гений, прикованный к чиновничьему столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением при сидячей жизни и скромном поведении умирает от апоплексического удара
Мне неизвестно добродетель ли, порок ли,
Но в дни, когда цветёт шиповник по весне,
Я до утра хожу по городу в монокле,
Затем - до вечера, за городом - в пенсне.
Необъяснимое движение без цели -
Мой взор не остр, но по ночам, как тать,
Я до утра пишу сонеты и газели,
Чтобы до вечера тебе их прочитать.
И осторожно, как умелый сборщик плода
Той дикой розы, что осыпалась в полях,
Я жизни смыслы постигаю до восхода
Затем, чтоб к вечеру ты мне сказала:
- Ах…
Интересно, я один такой испорченный, что вижу здесь иронию?
Я вижу. Ну как сказать, наверное иронию судьбы) Ещё мне представляется Авессалом Изнурёнков)
На самом деле стишок о поэзии, как продукте, который производят люди с ярко выраженной сменяемостью типа личности: ночью они интроверты, смотрящий внутрь себя в монокль, ну а днём экстраверты, которые во все свои подслеповатые глаза ищут тех, кто воспримет плоды их ночных творческих бдений.
Володя, ты объяснил сам при чем здесь монокль и пенсне. Как всегда стихи твои необычны и романтичны) Я поклонница твоей неординарности)
Но я ждала стихи про Екатерину))
Спасибо, Лиза)
Люблю объяснять то, что имел в виду)))
На самом деле у меня уже есть стишок про Екатерину. Старый, но его можно чуток реанимировать. Ну это если новый не придумаю)
Володя, я почти французская Луиза)
Почти французская Луиза
Мечтая о любви в кафе
Давно прошляпила все визы
И ждет ее аутодафе))
А еще мне вспоминается "Шиповник" в "Юноне и Авось")
Всё быстротечно, и цветы поблёкли.
И неприятностей посыпалась труха.
Вот треснуло пенсне, perdi monocle.
А вместо "ах" я слышу "ха-ха-ха".
Как говорится, извините за французский.
Ну это правда жизни)
Спасибо, Дима)
Правда жизни состоит в том, что она позволяет нам "носить очки".
У меня тоже сразу "Юнона" в голове включилась, видимо условный рефлекс работает.
Откровенно говоря, когда я был школьником, то эта песня из Юноны у меня вызывала чувство невероятного отвращения, даже не могу сказать почему - прям холод по коже. Вроде такое ощущение, что кого-то убили, но им мало, они теперь над этим издеваются. В общем, я эту песню ненавидел примерно как марш Шопена, под который моих земляков увозили в последний путь.
Да, что-то в этом есть! Она, на самом деле, как детская песня на могиле. И поется таким высоким голоском. На самом деле, "Я тебя никогда не забуду" вызывает слезы и боль, а "Шиповник" некий страх, как от чего-то мистического, дети-призраки в фильме ужасов - точно )))
Я вспомнил как меня удивил Бродский, когда я у него прочел, что стихи Евтушенко (которого Бродский терпеть не мог) еще можно читать, но стихи Вознесенского - это что-то невероятно уродливое. Я тогда это приписал эксцентричности нобелевского лауреата, но сейчас задумался: а может быть Бродский тоже послушал песню про белый шиповник и у него возникла та же реакция?
Евтушенко очень эмоциональный поэт. Его декламировать здорово) "Стенька, Стенька! Ты, как ветка потерявшая листву..." И мужчина был очень интереенейший!
А у Вознесенского мне очень нравился стих про самолет,"где летим мы с тобой вдвоем, дремлешь ты на плече моем... И, конечно, "Ты меня никогда не увидишь!"
Замечательные поэты)
Привычный Ах, стекает кровь заката,
На стенках ванной - слёзы лепестков,
Ты мне дарил свои стихи когда-то,
И грозди ягод с розовых кустов.
Такой смешной, в надломленном монокле,
Наскво́зь пропитан смыслами весны,
Нашедший добродетели в пороке,
Рисуешь дверь, марая ткань стены.
Исколотые пальцы, пишешь кровью,
Подкожно вводишь недозрелый плод,
Венок сонетов ляжет к изголовью,
Напрасно всё, меня Харон везёт...
Хороший эксп)
Очень красиво)
Вам надо цикл такой создать - Экспромты для Бааса.
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Словно пятна на белой рубахе,
проступали похмельные страхи,
да поглядывал косо таксист.
И химичил чего-то такое,
и почёсывал ухо тугое,
и себе говорил я «окстись».
Ты славянскими бреднями бредишь,
ты домой непременно доедешь,
он не призрак, не смерти, никто.
Молчаливый работник приварка,
он по жизни из пятого парка,
обыватель, водитель авто.
Заклиная мятущийся разум,
зарекался я тополем, вязом,
овощным, продуктовым, — трясло, —
ослепительным небом на вырост.
Бог не фраер, не выдаст, не выдаст.
И какое сегодня число?
Ничего-то три дня не узнает,
на четвёртый в слезах опознает,
ну а юная мисс между тем,
проезжая по острову в кэбе,
заприметит явление в небе:
кто-то в шашечках весь пролетел.
2
Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель
то бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
3
Говори, не тушуйся, о главном:
о бретельке на тонком плече,
поведенье замка своенравном,
заточённом под коврик ключе.
Дверь откроется — и на паркете,
растекаясь, рябит светотень,
на жестянке, на стоптанной кеде.
Лень прибраться и выбросить лень.
Ты не знала, как это по-русски.
На коленях держала словарь.
Чай вприкуску. На этой «прикуске»
осторожно, язык не сломай.
Воспалённые взгляды туземца.
Танцы-шманцы, бретелька, плечо.
Но не надо до самого сердца.
Осторожно, не поздно ещё.
Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.
Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрёшка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.
4
«Интурист», телеграф, жилой
дом по левую — Боже мой —
руку. Лестничный марш, ступень
за ступенью... Куда теперь?
Что нам лестничный марш поёт?
То, что лестничный всё пролёт.
Это можно истолковать
в смысле «стоит ли тосковать?».
И ещё. У Никитских врат
сто на брата — и чёрт не брат,
под охраною всех властей
странный дом из одних гостей.
Здесь проездом томился Блок,
а на память — хоть шерсти клок.
Заключим его в медальон,
до отбитых краёв дольём.
Боже правый, своим перстом
эти крыши пометь крестом,
аки крыши госпиталей.
В день назначенный пожалей.
5
Через сиваш моей памяти, через
кофе столовский и чай бочковой,
через по кругу запущенный херес
в дебрях черёмухи у кольцевой,
«Баней» Толстого разбуженный эрос,
выбор профессии, путь роковой.
Тех ещё виршей первейшую читку,
страшный народ — борода к бороде,
слух напрягающий. Небо с овчинку,
сомнамбулический ход по воде.
Через погост раскусивших начинку.
Далее, как говорится, везде.
Знаешь, пока все носились со мною,
мне предносилось виденье твоё.
Вот я на вороте пятна замою,
переменю торопливо бельё.
Радуйся — ангел стоит за спиною!
Но почему опершись на копьё?
1991
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.