Опустошаешь шкаф на десять лет.
Прижался черный мусорный пакет
к стене плечом, и по нему не скажешь,
в какое время выцвело пальто,
который год на скатерти пятно,
рюкзак с каким приговорился стажем,
и что еще опущено в него.
Речной трамвайчик, запах полевой,
помятый взгляд, часы без длинной стрелки,
ремонт под ключ, поход на МРТ,
показ премьерный - первый ряд, партер,
бумаги, не прошедшие проверки.
Он всё сожрал,
он всё унес с собой.
Освободилось место - пей и пой.
Но голос сел.
И громко топнул лапой
в потертом кресле плюшевый медведь.
Нам есть о чем обняться и реветь.
Как хорошо, что он не вырос слабым.
Меня любила врач-нарколог,
Звала к отбою в кабинет.
И фельдшер, синий от наколок,
Во всем держал со мной совет.
Я был работником таланта
С простой гитарой на ремне.
Моя девятая палата
Души не чаяла во мне.
Хоть был я вовсе не политик,
Меня считали головой
И прогрессивный паралитик,
И параноик бытовой.
И самый дохлый кататоник
Вставал по слову моему,
Когда, присев на подоконник,
Я заводил про Колыму.
Мне странный свет оттуда льется:
Февральский снег на языке,
Провал московского колодца,
Халат, и двери на замке.
Студенты, дворники, крестьяне,
Ребята нашего двора
Приказывали: "Пой, Бояне!" –
И я старался на ура.
Мне сестры спирта наливали
И целовали без стыда.
Моих соседей обмывали
И увозили навсегда.
А звезды осени неблизкой
Летели с облачных подвод
Над той больницею люблинской,
Где я лечился целый год.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
