Грязные волосы неба и пенные шапки,
Ветер срывает их, ветер срывает кэши,
Тельце луны вверх ногами подвесил за лапки
В вечном и неуёмном стремлении вешать,
Город горит, словно Рим, подожжённый Нероном
Город когда-то был Римом, но выжил из тела
В полночь, когда в шалаше из цветного картона
Мелкое эго бродяги пропащего тлело,
В полночь, когда все глаза превращаются в фары
И освещают дороги с обрывками писем.
Полночь дышала, как ты - пополам с перегаром,
С хитрой улыбкой и телом холёным и лисьим
Это безумие - падать с тобой с эстакады
Я уже стёр все кассеты, я стёр даже грани,
Грани себя, просто ты мне сказала - так надо,
Нас в этом мире никто не осмелится ранить,
Это безумие, ну же, давай, полетели!
Там, наверху, нас уже дожидается стая.
Где твоё тело, родная, не чувствую тела,
Я и себя иногда не совсем ощущаю
Даже живым. Даже мёртвым, с тобой просто очень,
Очень приятно проснуться в звенящей столице
И представлять себя кем-то разорванным в клочья,
Собранным снова, по кубикам и по крупицам.
Время года - зима. На границах спокойствие. Сны
переполнены чем-то замужним, как вязким вареньем.
И глаза праотца наблюдают за дрожью блесны,
торжествующей втуне победу над щучьим веленьем.
Хлопни оземь хвостом, и в морозной декабрьской мгле
ты увидишь, опричь своего неприкрытого срама -
полумесяц плывет в запылённом оконном стекле
над крестами Москвы, как лихая победа Ислама.
Куполов, что голов, да и шпилей - что задранных ног.
Как за смертным порогом, где встречу друг другу назначим,
где от пуза кумирен, градирен, кремлей, синагог,
где и сам ты хорош со своим минаретом стоячим.
Не купись на басах, не сорвись на глухой фистуле.
Коль не подлую власть, то самих мы себя переборем.
Застегни же зубчатую пасть. Ибо если лежать на столе,
то не всё ли равно - ошибиться крюком или морем.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
