Земля — это место с видом на Господа Бога.
Иногда он ленится, отправляя на службу Дьявола.
Правда, по мнению местных поэтов, мысль не нова и убога,
Зато отражает точно мысли из-под одеяла,
Откуда не видно ни звездного, ни хмурого неба,
Но тепло стабильно протекает от пяток до кончика носа,
И где бы во снах домашний романтик не был,
Он твердо усвоил правило — у Вечности нет износа!
* * *
…подробности добра не разглашай
и планами не мучь календари…
купи билет на поезд в третий Рим,
сгущая мысль до Бога — не спеша…
в Европе человеческой тоска
свела лицо под проливным дождем,
где белый свет, зажмурясь, молча ждет
удара неба в области виска.
* * *
За жизнь и смерть — проплачено
До гробовой доски,
Все в этом мире схвачено
На ленточку реки.
За божью милость держится
Обрубок бытия,
Во тьме кромешной ежится
Желток для бела дня.
* * *
Времена пустеют, и множится тишина
В сторону, куда сердце еще в пути.
И мясистым солнцем мир интригует весна,
Поднимая на крылья все, что на свет летит.
Не познать иного, что нам под небом дано,
Где в знаменателе — тьма, а в числителе — свет.
За невымытым после русской зимы окном
Тихо убывает жизнь между «да» и «нет»...
Владимир МОНАХОВ (Братск, Иркутская область)
— Чем для Вас привлекательно восьмистишие как стихотворная форма?
— Возможностью малым набором букв, звуков и строк изложить свои чувства и ощущения, которые хороший читатель сможет домыслить, продумать и заново перепеть своими словами за пределами стихотворения. Для этого восьмистишие должно быть напористым, мускулистым, острым на язычок, эмоционально и по содержанию тянуть даже на роман. Многим русским поэтам это удавалось и удается.
— Какие Ваши любимые восьмистишия у других поэтов?
— Любимых много! Перечисление займет немало места. Но вот когда-то запали в душу и помню долго-долго такие строки Кирилла Ковальджи:
Я отцовскую чайную ложечку
серебряную
давно засунул в ящик
и не пользуюсь ею.
Чем-то мне неприятны вещи,
спокойно пренебрегающие временем,
запросто переступающие
через своих владельцев...
или это:
Опять перестрелки и взрывы,
опять в тупике мудрецы.
История несправедлива —
границы горят, как рубцы.
И, если врачующий раны,
от нас отвернется Христос,
столкнутся народы и страны
и пустят себя под откос...
Десять лет назад открыл для себя и до сих пор не забываю мощное стихотворение Валерия Прокошина, хотя оно и разбито автором на большее число строк:
Провинция — убогие места:
Тысячелетье варварства и чуда.
— Кто здесь живет?
— Наверное, Иуда.
Сады... церквушка... кладбище...
Верста.
Провинция — библейские места:
Здесь век пройдет, пока воскреснет слово.
Сады... церквушка... кладбище... Голгофа.
— Кого распяли?
— Кажется, Христа.
Это же русская библия, которую талантливый Валера пересказал двумя катренами. Ни одному автору Книги книг не удавалось сказать так сильно.
Назо к смерти не готов.
Оттого угрюм.
От сарматских холодов
в беспорядке ум.
Ближе Рима ты, звезда.
Ближе Рима смерть.
Преимущество: туда
можно посмотреть.
Назо к смерти не готов.
Ближе (через Понт,
опустевший от судов)
Рима - горизонт.
Ближе Рима - Орион
между туч сквозит.
Римом звать его? А он?
Он ли возразит.
Точно так свеча во тьму
далеко видна.
Не готов? А кто к нему
ближе, чем она?
Римом звать ее? Любить?
Изредка взывать?
Потому что в смерти быть,
в Риме не бывать.
Назо, Рима не тревожь.
Уж не помнишь сам
тех, кому ты письма шлешь.
Может, мертвецам.
По привычке. Уточни
(здесь не до обид)
адрес. Рим ты зачеркни
и поставь: Аид.
1964 - 1965
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
