Театр полон. Пьеса- гвоздь сезона.
Интриги, страсти и эмоций всплески....
Актер Степанов душит Дездемону
с особой артистичностью и блеском,
лоснясь от пота и избытка грима...
О, как хорош Степанов в роли мавра!
Супругу душит образно и зримо,
стяжая и овации, и лавры.
В его руках трепещет Дездемона-
вся из себя пушистая и в белом...
И рукоплещут в ложах VIP-персоны,
завидуя решимости Отелло.
...Сверкнул кинжал в руке венецианца,
его супруга делала подсчеты-
две тыщи за английский и за танцы
за дочкин интернет, еще за что-то...
Однако же, как подскочили цены!!!
Степанов пьет, а режиссер-подонок...
Ах, эти страсти на подмостках сцены!
Театр полон. Пьеса- гвоздь сезона...
на эту тему есть в "Театре" Моэма - когда сын Джулии говорил о том, КАК он был потрясён одной наитрагичнейшей маминой сценой, когда мама, отыграв её, повернулась к осветителю и стала спокойно возмущаться проблемами неправильного света
Спасибо, Роза! Целиком полагаюсь на Вашу память...
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Юрка, как ты сейчас в Гренландии?
Юрка, в этом что-то неладное,
если в ужасе по снегам
скачет крови
живой стакан!
Страсть к убийству, как страсть к зачатию,
ослепленная и зловещая,
она нынче вопит: зайчатины!
Завтра взвоет о человечине...
Он лежал посреди страны,
он лежал, трепыхаясь слева,
словно серое сердце леса,
тишины.
Он лежал, синеву боков
он вздымал, он дышал пока еще,
как мучительный глаз,
моргающий,
на печальной щеке снегов.
Но внезапно, взметнувшись свечкой,
он возник,
и над лесом, над черной речкой
резанул
человечий
крик!
Звук был пронзительным и чистым, как
ультразвук
или как крик ребенка.
Я знал, что зайцы стонут. Но чтобы так?!
Это была нота жизни. Так кричат роженицы.
Так кричат перелески голые
и немые досель кусты,
так нам смерть прорезает голос
неизведанной чистоты.
Той природе, молчально-чудной,
роща, озеро ли, бревно —
им позволено слушать, чувствовать,
только голоса не дано.
Так кричат в последний и в первый.
Это жизнь, удаляясь, пела,
вылетая, как из силка,
в небосклоны и облака.
Это длилось мгновение,
мы окаменели,
как в остановившемся кинокадре.
Сапог бегущего завгара так и не коснулся земли.
Четыре черные дробинки, не долетев, вонзились
в воздух.
Он взглянул на нас. И — или это нам показалось
над горизонтальными мышцами бегуна, над
запекшимися шерстинками шеи блеснуло лицо.
Глаза были раскосы и широко расставлены, как
на фресках Дионисия.
Он взглянул изумленно и разгневанно.
Он парил.
Как бы слился с криком.
Он повис...
С искаженным и светлым ликом,
как у ангелов и певиц.
Длинноногий лесной архангел...
Плыл туман золотой к лесам.
"Охмуряет",— стрелявший схаркнул.
И беззвучно плакал пацан.
Возвращались в ночную пору.
Ветер рожу драл, как наждак.
Как багровые светофоры,
наши лица неслись во мрак.
1963
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.