Он подошел к двери и протянул руку к домофону. Потом отдернул, словно обжегся о горячий утюг, и снова потянулся за новым ожогом…
Она смотрела на круглые настенные часы, висящие в коридоре еще со времен бабушки, которая умерла, оставив в наследство эту старенькую квартиру вместе с часами, швейной машиной «Зингер» и пышным буйством зелени на подоконниках. Бабушка была права: старыми девами не становятся, ими рождаются и, раз уж так сложилось, надо с этим смириться. Бабушка права, но где же взять на это силы...
Он надавил пухлым узловатым пальцем на кнопку дверного звонка. Как удачно выскочила из подъезда синеглазая девчушка с косичками! Она избавила его от сомнений, отперев дверь в неизвестность…
Она вздрогнула от трели звонка. Он пришел! Странно. Обычно все заканчивалось глухим и трусливым молчанием. Сколько бы она не звонила, не писала отчаянных писем, ответом была только мерзкая черная пустота. И вдруг сегодня он пришел. Она поправила невесомый шелк белой блузки, слегка коснулась прически и, машинально взглянув еще раз на круглые бабушкины часы, повернула защелку замка.
- Антонина Вячеславовна?
- Да.
- Сантехника вызывали?
Ее нервы натянулись тонкми струнами и беззвучно завибрировали в унисон с мыслями о еще возможном счастье. А он аккуратно снял ботинки, весело улыбнулся бабушкиному портрету и с кошачьей ловкостью проскользнул в ванную…
«Симпатичный», - подумала она.
«Твою мать!» - подумал он, глядя в ржавую чугунную ванну. Зажимая одной рукой нос от дикой, режущей глаза, вони, врач психиатрической скорой помощи Трушкин другой рукой вызывал по мобильнику санитаров, беззаботно куривших в машине. Антонина Вячеславовна давно была на учете, но похоже она перестала пить препараты и снова взялась за старое: ванна была полна трупов несчастных котят! Каждому она вырвала плоскогубцами все, что делало его самцом, и приборчиком для выжигания по дереву уничтожила глаза. Он вышел с профессиональной мимической маской на лице.
- Все в порядке? - хлопая тяжелыми накрашенными ресницами, поинтересовалась молодящаяся хозяйка, поправляя прическу.
- Да, сейчас еще помощник придет. Починим… - игриво хохотнул Трушкин, присаживаясь без разрешения на галошницу в коридоре, - Все сделаем в лучшем виде!
Милый мальчик, ты так весел, так светла твоя улыбка,
Не проси об этом счастье, отравляющем миры,
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки по дороге скрипачей.
Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам,
Вечно должен биться, виться обезумевший смычок,
И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном,
И когда пылает запад и когда горит восток.
Ты устанешь и замедлишь, и на миг прервется пенье,
И уж ты не сможешь крикнуть, шевельнуться и вздохнуть, —
Тотчас бешеные волки в кровожадном исступленьи
В горло вцепятся зубами, встанут лапами на грудь.
Ты поймешь тогда, как злобно насмеялось все, что пело,
В очи, глянет запоздалый, но властительный испуг.
И тоскливый смертный холод обовьет, как тканью, тело,
И невеста зарыдает, и задумается друг.
Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ!
Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча.
На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ
И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
