|
Сочинение плохих стихов делает человека намного счастливее, чем чтение самых распрекрасных стихотворений (Герман Гессе)
Проза
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Погружаясь в осень | Я старый садовник кленового сада, я вечный пастух листопадного стада. Пусть инеем первым подернут мой свитер, но вы не грустите, не надо. Не надо.
В этом желтом море грусти мне очень уютно. Не плеск волн, а шорох листьев успокаивает меня. Я иду на работу пешком и, улыбаясь, встречаю взглядом тех, кто спешит к припаркованным авто, снующим маршруткам, подземным переходам метро. Они все спешат, расталкивают локтями сонные очереди, наступают на ноги, злятся. Их ждет скучный и монотонный офис, важный банк, годовые отчеты, договора, лекции, экзамены и просто нервные будни. С какой целью они так торопятся к унынию и скуке, к мнимой важности, статусу? Зачем? Еще больше квартира, новее машина, моднее тусовка, а что потом? Уже за полночь, с гудящими ногами, тяжелой головой и урчащим желудком, они возвращаются домой и падают на смятую пастель для того, чтобы завтра утром снова спешить туда, куда они будут спешить завтра, послезавтра, через неделю, месяц, год. С короткими паузами для робкого счастья, с любовью наспех, усталостью опущенных плеч, тяжелыми веками, слезами истерик, криками, угрозами, делением имущества и все тем же пультом от того же телевизора.
А я незаметен. Знаете, я ведь совершенно незаметен. Неужели вы, набегу застегивая куртку, пробегая утром через сквер к автобусной остановке, всерьез обратите внимание или задумаетесь обо мне? Кому интересен уличный дворник, который в силу того, что работает в парке, считает и называет себя садовником? Для вас я практически невидим. Вы несетесь к центру города, а я убегаю из него. Мы такие разные.
Утренние будни в парке безлюдны, там тихо. Я стою совершенно один посреди огромной осенней сцены, в моих силах устроить желто-красный шторм, кленовую карусель и мой собственный листопад. Я могу составить коллаж из красочных листьев, его озвучат птицы. Я могу расчистить аллеи и составить из узких дорожек замысловатый лабиринт, я могу… могу.. но я так одинок. Я больше не ищу спасения, поздно, я стал слишком осенним и плачу только под дождем.
Мне нравится смотреть на влюбленных, их нежность всесезонна, прикосновения робки, взгляды открыты, губы нетерпеливы, а зонт лишь интимное укрытие от завистливых глаз. Не желая вспугнуть застенчивый момент поцелуя, я отворачиваюсь и ухожу в глубь парка, туда, где запахи острее, где я бреду к изогнутым ветвям, в паденье листьев, в сумрак возрожденья.
Ну вот, все дорожки чисты, скамейки готовы к пенсионным шахматам и домино, воробьи облепили старый фонтан, что так похож на меня. Еще час, может немногим более, и здесь станет людно. Время обеда у всех разное, но практически всегда используемо, а значит мне пора. Встреча с людьми мне сейчас неприятна, они как бы врываются в сказку, которая принадлежит только мне, это я её придумал. Я поделюсь, если попросите, но сами топтать не смейте, не надо. Вы проноситесь мимо, даже не посмотрев на меня. Вы вернетесь к своим делам, ссорам, житейским радостям, будете пить вино, есть виноград, смотреть на дождь укутавшись в плед, а я…. я снова останусь один.
Ведь я старый садовник кленового сада, я вечный пастух листопадного стада…
Прощай мой сад.
Надолго? Навсегда.
Храни в себе молчание рассвета,
Великий сад, роняющий года,
На горькую идиллию поэта. | |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
 Авторизация Камертон
Томасу Венцлова
1. Вступление
Вот скромная приморская страна.
Свой снег, аэропорт и телефоны,
свои евреи. Бурый особняк
диктатора. И статуя певца,
отечество сравнившего с подругой,
в чем проявился пусть не тонкий вкус,
но знанье географии: южане
здесь по субботам ездят к северянам
и, возвращаясь под хмельком пешком,
порой на Запад забредают - тема
для скетча. Расстоянья таковы,
что здесь могли бы жить гермафродиты.
Весенний полдень. Лужи, облака,
бесчисленные ангелы на кровлях
бесчисленных костелов; человек
становится здесь жертвой толчеи
или деталью местного барокко.
2. Леиклос
Родиться бы сто лет назад
и сохнущей поверх перины
глазеть в окно и видеть сад,
кресты двуглавой Катарины;
стыдиться матери, икать
от наведенного лорнета,
тележку с рухлядью толкать
по желтым переулкам гетто;
вздыхать, накрывшись с головой,
о польских барышнях, к примеру;
дождаться Первой мировой
и пасть в Галиции - за Веру,
Царя, Отечество, - а нет,
так пейсы переделать в бачки
и перебраться в Новый Свет,
блюя в Атлантику от качки.
3. Кафе "Неринга"
Время уходит в Вильнюсе в дверь кафе,
провожаемо дребезгом блюдец, ножей и вилок,
и пространство, прищурившись, подшофе,
долго смотрит ему в затылок.
Потерявший изнанку пунцовый круг
замирает поверх черепичных кровель,
и кадык заостряется, точно вдруг
от лица остается всего лишь профиль.
И веления щучьего слыша речь,
подавальщица в кофточке из батиста
перебирает ногами, снятыми с плеч
местного футболиста.
4. Герб
Драконоборческий Егорий,
копье в горниле аллегорий
утратив, сохранил досель
коня и меч, и повсеместно
в Литве преследует он честно
другим не видимую цель.
Кого он, стиснув меч в ладони,
решил настичь? Предмет погони
скрыт за пределами герба.
Кого? Язычника? Гяура?
Не весь ли мир? Тогда не дура
была у Витовта губа.
5. Amicum-philosophum de melancholia, mania et plica polonica
Бессонница. Часть женщины. Стекло
полно рептилий, рвущихся наружу.
Безумье дня по мозжечку стекло
в затылок, где образовало лужу.
Чуть шевельнись - и ощутит нутро,
как некто в ледяную эту жижу
обмакивает острое перо
и медленно выводит "ненавижу"
по росписи, где каждая крива
извилина. Часть женщины в помаде
в слух запускает длинные слова,
как пятерню в завшивленные пряди.
И ты в потемках одинок и наг
на простыне, как Зодиака знак.
6. Palangen
Только море способно взглянуть в лицо
небу; и путник, сидящий в дюнах,
опускает глаза и сосет винцо,
как изгнанник-царь без орудий струнных.
Дом разграблен. Стада у него - свели.
Сына прячет пастух в глубине пещеры.
И теперь перед ним - только край земли,
и ступать по водам не хватит веры.
7. Dominikanaj
Сверни с проезжей части в полу-
слепой проулок и, войдя
в костел, пустой об эту пору,
сядь на скамью и, погодя,
в ушную раковину Бога,
закрытую для шума дня,
шепни всего четыре слога:
- Прости меня.
1971
|
|
