Гулял по улице Сизый голубь. Точнее не гулял, а расхаживал важно: то в одну сторону, то в другую. Головой крутил, оглядывался, от ног человеческих отпрыгивал. «Ноги такие неуклюжие попадаются. Того и гляди, норовят наступить или пнуть важную персону» - неторопливо размышлял Сизый голубь, остановившись возле большой замусоренной лужи. Поглядев на свое мутное отражение, голубь решил, что клюв и хохолок у него явно не простые - породистые, не зря же его бабушка жила на чердаке зажиточного дома в настоящей голубятне. Свою бабушку он, конечно, не видел никогда, но история благородного происхождения бережно передавалась из клюва в клюв между сизыми собратьями. Голубь зашел ногами в лужу и, почувствовав приятную прохладу, побродил еще немного туда-сюда. Где-то он слыхал, что ножные контрастные ванны полезны для сосудов.
Приближалось время завтрака. Маленькие человеческие ножки уже давно пробежали по тротуару, семеня за большими, наступило обычное затишье рабочего дня и можно было спокойно поискать чего-нибудь съестного. Сизый голубь направился к большим зеленым коробкам, в которые люди каждый день складывали разноцветные пакеты с провизией.
Сизый голубь с тоской обнаружил, что позавтракать в гордом одиночестве снова не получится. Мусорные баки окружила ватага чужаков с черными хохолками, куцая стайка воробьев тащила еду прямо у них из-под носа, а на горизонте нарисовались две зловредные вороны. «Как тяжело сохранять лицо при такой неряшливой беспорядочной жизни! Ну как я могу не спеша клюнуть завтрак, приятно побеседовать, узнать последние новости в такой дикой компании?!» - возмутился про себя Сизый голубь. Тем не менее, он все же попытался добыть хоть немного еды. Приходилось торопиться, потому что скоро приползет железный гигант на колесах и проглотит содержимое баков целиком, не разжевывая. «Бывают же такие обжоры на свете!»
Голубь расклевал зеленый пакет, порылся там клювом и – о чудо! – извлек кусок свежего круассана с корицей! «Настоящая порода проявляется во всем!» - восхищался мысленно Сизый, давясь аристократической добычей.
Неожиданно пузатое и носатое чудище столкнуло Сизого голубя с пакета и больно пихнуло чем-то острым в бок! Он выронил остатки завтрака на асфальт и плюхнулся в грязь. Это была та самая ворона. Одна из двух зловредных, что попали в поле зрение голубя на подходах к мусорке. Ворона нагло сунула мощный клюв в зеленый пакет и принялась поглощать все подряд.
Голубь встрепенулся, расправил перья и, вытянув шею, отвернулся от неэстетичного зрелища. «Как жить нормальным птицам среди этого бандитского сброда?!» - возмутился он и улетел на провисший между фонарными столбами кабель.
Наблюдать сверху за неспешной жизнью двора было его любимым занятием. Голубь мысленно считал прохожих, тихо презирал собак, открыто ненавидел кошек и сочинял стихи о любви. Все было бы так и в этот раз, если бы не одно обстоятельство. Под провисшим кабелем остановились мальчишки. А мальчишки хуже кошек! Это знает каждый уважающий себя голубь, даже не породистый. Мальчишки обсуждали явно что-то недоброе, громко похохатывали, крутили в руках подозрительные железки и веревки. Сизый голубь слетел с провисшего кабеля и подобрался к ним поближе, чтобы уловить суть дьявольского плана трех раскрасневшихся от восторга прогульщиков. «Все нормальные дети в школе сидят, в тетрадки нос уткнувши, а эти тут планы обдумывают! Куда только взрослые смотрят!» - возмущался голубь, утробно урча и выпячивая пушистую птичью грудку.
План у ребят был действительно недобрым. Голубь понял, что они собирались поймать кошку Масяню.
К Масяне он не испытывал трепетных чувств, но уважал за правильность жизненной позиции: старая рыжая бестия ловила только мышей и иногда даже крыс. А птицы ей казались слишком глупыми для того, чтобы быть достойной добычей. Что можно чувствовать к врагу, который тебя презирает? Нечто похожее на обиду, но не всамделишную, не настоящую обиду, а какую-то игрушечную обиду. Фантик без конфеты, вот и вся обида.
Сизый Голубь забыл про все плохое, на что была способна Масяня, как только увидел ее привязанной за задние лапы к замысловатой конструкции из жестяных банок, бесформенных железок и неимоверно гремящих пустых бутылок. Масяня рычала и шипела на обидчиков. Мальчишки принялись гонять кошку по двору, тыкая палками. Сизый голубь не мог смотреть спокойно на разразившуюся драму и рванул изо всех сил за подмогой...
Выбившись из сил, Масяня юркнула в щель между гаражами-ракушками и затихла. Мальчишки шушукались рядом, высвечивая фонариками щель. Масяня не успела даже понять, что убежище стало ей страшной ловушкой: железки застряли между боками гаражей и веревки крепко держали ее за лапы, не позволяя никуда деться. Трудно вообразить, что пришлось бы еще пережить в металлической ловушке бедной Масяне, если бы не Сизый мечтатель. Пока мальчишки пытались раздобыть спички и газеты, чтобы выкурить дымом кошку, стая голубей закрыла квадратик неба, окруженный бетонными коробками домов, и через несколько минут голубиный конфуз липкими белыми лепешками покрыл головы и куртки хулиганов. Кошка Масянька решила, что это кошачий Бог послал ей спасительный белый град и от воодушевления, нахлынувшего на все ее рыжее существо, незаметно выпуталась из веревок и прошмыгнула пулей в ближайший подъезд.
А Сизый голубь уселся на любимый провисший кабель и принялся сочинять балладу о крылатых героях. Он был горд собой и мысленно благодарил бабушку не только за ген красоты, но и за ген сообразительности! Теперь он окончательно убедился в своем необыкновенно благородном происхождении.
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
