Я открываю машину и выпускаю на волю моего друга, брата и вообще родное существо - пса Бонапарта. Пользуясь свободой, молодостью и любопытством пёс тут же пружинно взлетает к облакам на крутую, снежную горку, оставленную бульдозером и встает в красивую позу Наполеона.
Бывает у него такое: замрет неподвижно, накренив вперед свой мощный торс и насколько возможно вытянув свою тупорылую мордаху в сторону ветра. В этом положении он жадно вдыхает в себя зимние запахи родного края, простирающиеся до бесконечного ёлочного горизонта. Его поза, силуэт красивого бойцовского пса, какая то напряженность и готовность к действие является средоточением силы, воли и псинного благородства. Он никогда не укусит бабушку или дитё.
В эту минуту его одолевает власть суровой действительности, которая невозмутима и нема, как сама природа. Она холодна, несправедлива и совсем безучастна к собачьему настроению. К тихой и светлой радости псины, в силу своего неуемного темперамента, изнемогшей в ограниченной городской душегубке на первом этаже.
-Бося! – кричу я собаке, докурив и затоптав сигарету, - поехали, бамбино. Цыгель, цыгель, ай лю-лю.
Пёс только на секунду поворачивает квадратную голову в мою сторону, но и за эту секунду в его карих глазах можно прочесть большей частью немой укор: - да, что ты, хозяин, смыслишь во всем этом?! Погляди, красотища-то какая кругом! А запахи?! Запахи-то какие?! Свежесть, лес, поле, горизонт, солома, следы чьи-то на снегу?... Вон у столба какая-то собака ногу задирала... Надо же проверить, кто да чего?.. Почему на мою территорию забрел, зачем? По какому такому праву? Ты постой. Повнимай матери природы. Повдыхай ее в себя. Ведь и ты часть природы. Не суетись. Будь, как она степенна, величава и рациональна?!
-Цыгель! - кричу собаке, - некогда, некогда, Бося... Потом побегаешь.. Как-нибудь. В следующий раз.
Бонапарт нехотя спускается с горы, торопливо помечает место пребывания и, вроде бы еще более сморщив свою и без того богом сморщенную мордаху запрыгивает в машину. До следующего раза.
Квартиру прокурили в дым.
Три комнаты. В прихожей шубы.
След сапога неизгладим
до послезавтра. Вот и губы
живут недолго на плече
поспешным оттиском, потёком
соприкоснувшихся под током,
очнувшихся в параличе.
Не отражает потолок,
но ежечасные набеги
теней, затмений, поволок
всю ночь удваивают веки.
Ты вдвое больше, чем вчера,
нежнее вдвое, вдвое ближе.
И сам я человек-гора,
сошедший с цирковой афиши.
Мы — дирижабли взаперти,
как под водой на спор, не дышим
и досчитать до тридцати
хотим — и окриков не слышим.
(1986)
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
