Наживка, на которую и должна была ловить меня жизнь до самой моей смерти…
Сдёрнута.
И теперь, перед моим носом, день и ночь болтается голый крючок, хочешь – клюй, не хочешь…
То, как хочешь.
И рука судьбы, что держит эту проклятую удочку…
Закаменела.
Сколько раз, она выдёргивала меня из привычной моей стихии!
Сколько раз я, в последний момент, срывался с крючка и, ослеплённый неведомым миром, шлёпался в немыслимое с криком - “пронесло”.
А теперь, вот, клюй, не клюй, конец один, не видать мне до самого конца, да, хоть и на мгновение, ни зелёной травки, ни ясна солнышка.
Муть, ямка для счастливого доживания, да память о нескольких счастливых мгновениях, когда я глотал смертельный воздух славянской поэзии искривившимся ртом…
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
И слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются глазища
И сияют его голенища.
А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ —
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина.
Ноябрь 1933
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.