Война - это совершенно другой тип существования. Бесповоротно, кошмарно взрывающий привычные ориентиры. У войны есть такое измерение, которое не схватывается никакими проекциями...
Из интервью с философом, преподавателем РГГУ Еленой Петровской.
Современная война напоминает исполнение менуэта на футбольном поле. Ах, как мы сейчас вам врежем! Вы же, в свою очередь, нам всенепременно ответите. А потом снова будет наш черёд.
Происходящее освещается нервными вспышками-поцелуями встречающихся в небе ракет.
Бух! Трах! И, соответственно, тарарах.
Работают кафетерии и магазины, обыватели нервно всматриваются в бегущие новостные строки – я за восемь военных дней отравилась политикой настолько, что не в силах сейчас видеть даже прогноз погоды.
Военные события должны впрыскиваться в вены неукоснительно и безостановочно.Я жажду получить свою дозу, алкая и не насыщаясь, - ракета упала, ракета запущена, угроза терракта, терракт, сводка из города С.- сводка прерывается более тяжелым и более гнетущим сообщением из города А. – пострадали, пострадали, пострадали, разрушено, уничтожено, выполняйте инструкции, не удаляйтесь от защищенных мест.
В этот же день, вечером, можно пойти в магазин и насладиться калейдоскопом столь приятно и вовремя сниженных цен. Можно сделать покупку, вернуться, включить телевизор и, окончательно ополоумев от цифр, сухо определяющих количество не успевших прилететь ко мне в гости ракет, радостно и светло войти с головой в *Кулинарный поединок*. Это современная война, полностью сносящая крышу абсурдом происходящего и переживаемого.
Пальмы, нега израильского юга, приморские и запустынные города, бьющее в окна солнце-лапушка, уже уставшее по-летнему грызть и не начавшее покрываться сухой и жесткой зимней пленкой серого песка, – всё это вмиг перечеркивается страшной, никогда ранее не слыханной, на генном уровне впитанной в костный мозг, спасающей жизнь и командующей – БЕГИ – сиреной, одной, двумя, тремя, с интервалами в пять-десять-тридцать минут.
Бросай всё, хватай детей, всовывай под мышку испуганных домовых – кошку или собаку, тащи за собой окаменевших стариков - сейчас неважно, ПРЯЧЬСЯ! Сирена застает по дороге туда, обратно, в ванной, в туалете, на остановке, в автобусе, на работе, дома, ночью, в полдень. Она жёстка и бескомпромиссна, ибо к тебе в светлый ноябрьский, по большому счету, в общем, летний день летит Смерть.
Современная война дарит тебе в ЭТОМ городе минуту, дабы столь любимое и столь жалкое в эти мгновения, родное и дорогое тельце ввинтить в любую выемку, ущелье, овражек – ХОЧЕТСЯ ЖИТЬ...
Сердце выплясывает тарантеллу, уши прижаты, руки трясутся, кроме *Бл...дь, сколько же можно*, на ум не приходит ничего. Вернее, чувство есть – чувство отчаянья.Грохочет, взрывается, может, близко, а, может, далеко,а, может...Понятно и так – что может быть...
Плавно и элегантно ( стальной цвет – цвет аристократизма) на балконы, на огороды, да и просто на улицы вспархивают осколки. У меня тоже есть один, небольшой.К моей коллеге по работе прилетел более основательный, как бутылка шампанского. Хорошо, детей успели эвакуировать.
Простреливаются дороги, военная чехарда мобилизует резервистов.Их счёт идет на десятки тысяч. В Доме престарелых в воздухе атмосфера всеобщего сумасшествия. Даже дементные старики чувствуют выброс массового адреналина, мы мечемся среди них, отсчитывая минуты до возвращения домой.
Самое страшное – это дорога, ибо всё уже давно и основательно изучено – люди, живущие в домах с бетонированными комнатами, немедленно зайти туда!
Не имеющие подобных комнат (я, мои друзья и мои родители), выйти на лестничную клетку – там нет окон, меньше шансов погибнуть от осколков стекла.
Тем, кто находится неподалеку от бомбоубежищ, схватить ноги в руки и нестись туда, не останавливаясь.
Тем, кто в этот момент оказался на улице, ИСКАТЬ БЕЗОПАСНОЕ МЕСТО В ТЕЧЕНИЕ МИНУТЫ, не сумевшим найти - лечь на землю, прикрыв голову руками.
Страшно.
В первый день войны я выходила из дома на работу четыре часа, собирая себя с объяснениями, что крупная тётка, валяющаяся на тротуаре под вой и взрывы, – это практически норма и реальность современного Израиля.
Я никак не могла самой себе ответить, что же так страшит меня в этом мероприятии – повалиться и остаться на земле минуту ДО и десять минут ПОСЛЕ взрыва.
Была шокирована, осознав, что меня волнует ЛЮДСКОЕ МНЕНИЕ прохожих и то, что я могу не соответствовать их, прохожих, представлениям о приличиях.
Я, ведущая тренинг личностного роста, я, красящая ногти в малиново-зеленые цвета, я, находящая зимой свитера с низко прочерченным декольте, ВОЛНУЮСЬ не соответствовать.
О, привет, советский человек, живущий извечно внутри,знающий, когда можно и когда нельзя носить белое, голосовать *против*, убежденный в правильности одного и не более мнения.
Этот человек, уничтожаемый десятилетиями, вечен, ибо бессмысленно ему объяснить, что люди, сиречь случайные прохожие, будут плевать на то, что кто-то развалился на газоне и дрожит, вибрируя с воем в унисон.
Свободному априори наплевать на то, что кто-то недоволен тобой на перекрестке улицы МаапилИм, как-раз неподалеку от пиццерии.
Свободный живет, раб оглядывается.
Я осознала и поняла, что лягу, повалюсь на брюшко, даже, если рабу внутри и станет в эти минуты дискомфортно физически и морально, он перетерпит, ведь случается и так, что на мой город падают одновременно по 16 ракет...
И каждая из них – убийца.
Вечная память братьям Стругацким, я иду на работу по их Зоне, вымершей и пропитанной страхом. Людей нет, животных нет, улицы пусты, машины проезжают мимо, сосредоточенно считая перекрестки до своих домов. Солнце и воздух ликуют в одиночку. Бархатный сезон в безмолвии и напряжении.
Война смещает, деформирует и называет вещи другими именами. Сын после очередной бомбежки сообщает, что его подруга уезжает к тетушке на север, и мама подруги готова захватить с собой и моего детёныша. Моя первая реакция – НЕТ, ты будешь здесь и будешь со мной.
Позже я осознаю, что значит *со мной*, что я ничего не смогу сделать и никак не смогу его защитить, поэтому через день он уезжает к чужим людям в чужой дом. Я,чокнутая и щепетильная в нормальной жизни, не знаю ни адреса, ни телефона, ни имени приютивших моего ребенка людей.
Ребенок же адекватен в совершенно неадекватном менуэте на футбольном поле.
-Привет!
-Привет!
-Ты мне не звонишь.
-Да, но я занят своими делами.
-А если меня убили?
-Мам, если бы это произошло, я бы уже знал.
...Страшно хочется простой человеческой слабости, в кого-то вжаться и стать маленькой, почему-то вытащила из шкафа игрушки – фарфорового слоника, родившегося на Мармарисе, немецкую мышку-малютку с кожаными ушками и таким же хвостом, немецкого опять-таки поросенка с пятачком, умильно светящимся в темноте, и двух зеленых лягушек. Одна лягушка держит в растопыренных пальчиках слово *love*.
Да-да, именно этого и хочется - любви и покоя.
А мне нужно идти к пациентам и внушать им уверенность если не в завтрашнем дне, то хотя бы в ближайшей десятиминутке. Я есть, но это самое *я* приходит к ним без всякой уверенности, даже лягушонок с любовью остается дома.
Дома , помимо лягушонка, есть лестничная клетка, вроде как безопасная, и есть шоколад.
Да ещё в сумке лежит привезенная братом из Киева икона, посвященная Святой Марине – великомученице. Я не очень уверена в том, что еврейка и иконы – тождественные понятия, но факты – как говорят – вещь неумолимая.Мне посчастливилось ни разу не попасть под обстрел по дороге – ни на работу, ни домой.
Так и ношу их в сумке по соседству уже после войны – осколок и икону...
Царь Дакии,
Господень бич,
Аттила, -
Предшественник Железного Хромца,
Рождённого седым,
С кровавым сгустком
В ладони детской, -
Поводырь убийц,
Кормивший смертью с острия меча
Растерзанный и падший мир,
Работник,
Оравший твердь копьём,
Дикарь,
С петель сорвавший дверь Европы, -
Был уродец.
Большеголовый,
Щуплый, как дитя,
Он походил на карлика –
И копоть
Изрубленной мечами смуглоты
На шишковатом лбу его лежала.
Жёг взгляд его, как греческий огонь,
Рыжели волосы его, как ворох
Изломанных орлиных перьев.
Мир
В его ладони детской был, как птица,
Как воробей,
Которого вольна,
Играя, задушить рука ребёнка.
Водоворот его орды крутил
Тьму человечьих щеп,
Всю сволочь мира:
Германец – увалень,
Проныра – беглый раб,
Грек-ренегат, порочный и лукавый,
Косой монгол и вороватый скиф
Кладь громоздили на его телеги.
Костры шипели.
Женщины бранились.
В навозе дети пачкали зады.
Ослы рыдали.
На горбах верблюжьих,
Бродя, скикасало в бурдюках вино.
Косматые лошадки в тороках
Едва тащили, оступаясь, всю
Монастырей разграбленную святость.
Вонючий мул в очёсках гривы нёс
Бесценные закладки папских библий,
И по пути колол ему бока
Украденным клейнодом –
Царским скиптром
Хромой дикарь,
Свою дурную хворь
Одетым в рубища патрицианкам
Даривший снисходительно...
Орда
Шла в золоте,
На кладах почивала!
Один Аттила – голову во сне
Покоил на простой луке сидельной,
Был целомудр,
Пил только воду,
Ел
Отвар ячменный в деревянной чаше.
Он лишь один – диковинный урод –
Не понимал, как хмель врачует сердце,
Как мучит женская любовь,
Как страсть
Сухим морозом тело сотрясает.
Косматый волхв славянский говорил,
Что глядя в зеркало меча, -
Аттила
Провидит будущее,
Тайный смысл
Безмерного течения на Запад
Азийских толп...
И впрямь, Аттила знал
Свою судьбу – водителя народов.
Зажавший плоть в железном кулаке,
В поту ходивший с лейкою кровавой
Над пажитью костей и черепов,
Садовник бед, он жил для урожая,
Собрать который внукам суждено!
Кто знает – где Аттила повстречал
Прелестную парфянскую царевну?
Неведомо!
Кто знает – какова
Она была?
Бог весть.
Но посетило
Аттилу чувство,
И свила любовь
Своё гнездо в его дремучем сердце.
В бревенчатом дубовом терему
Играли свадьбу.
На столах дубовых
Дымилась снедь.
Дубовых скамей ряд
Под грузом ляжек каменных ломился.
Пыланьем факелов,
Мерцаньем плошек
Был озарён тот сумрачный чертог.
Свет ударял в сарматские щиты,
Блуждал в мечах, перекрестивших стены,
Лизал ножи...
Кабанья голова,
На пир ощерясь мёртвыми клыками,
Венчала стол,
И голуби в меду
Дразнили нежностью неизречённой!
Уже скамейки рушились,
Уже
Ребрастый пёс,
Пинаемый ногами,
Лизал блевоту с деревянных ртов
Давно бесчувственных, как брёвна, пьяниц.
Сброд пировал.
Тут колотил шута
Воловьей костью варвар низколобый,
Там хохотал, зажмурив очи, гунн,
Багроволикий и рыжебородый,
Блаженно запустивший пятерню
В копну волос свалявшихся и вшивых.
Звучала брань.
Гудели днища бубнов,
Стонали домбры.
Детским альтом пел
Седой кастрат, бежавший из капеллы.
И длился пир...
А над бесчинством пира,
Над дикой свадьбой,
Очумев в дыму,
Меж закопчённых стен чертога
Летал, на цепь посаженный, орёл –
Полуслепой, встревоженный, тяжёлый.
Он факелы горящие сшибал
Отяжелевшими в плену крылами,
И в лужах гасли уголья, шипя,
И бражников огарки обжигали,
И сброд рычал,
И тень орлиных крыл,
Как тень беды, носилась по чертогу!..
Средь буйства сборища
На грубом троне
Звездой сиял чудовищный жених.
Впервые в жизни сбросив плащ верблюжий
С широких плеч солдата, - он надел
И бронзовые серьги и железный
Венец царя.
Впервые в жизни он
У смуглой кисти застегнул широкий
Серебряный браслет
И в первый раз
Застёжек золочённые жуки
Его хитон пурпуровый пятнали.
Он кубками вливал в себя вино
И мясо жирное терзал руками.
Был потен лоб его.
С блестящих губ
Вдоль подбородка жир бараний стылый,
Белея, тёк на бороду его.
Как у совы полночной,
Округлились
Его, вином налитые глаза.
Его икота била.
Молотками
Гвоздил его железные виски
Всесильный хмель.
В текучих смерчах – чёрных
И пламенных –
Плыл перед ним чертог.
Сквозь черноту и пламя проступали
В глазах подобья шаткие вещей
И рушились в бездонные провалы.
Хмель клал его плашмя,
Хмель наливал
Железом руки,
Темнотой – глазницы,
Но с каменным упрямством дикаря,
Которым он создал себя,
Которым
В долгих битвах изводил врагов,
Дикарь борол и в этом ратоборстве:
Поверженный,
Он поднимался вновь,
Пил, хохотал, и ел, и сквернословил!
Так веселился он.
Казалось, весь
Он хочет выплеснуть себя, как чашу.
Казалось, что единым духом – всю
Он хочет выпить жизнь свою.
Казалось,
Всю мощь души,
Всю тела чистоту
Аттила хочет расточить в разгуле!
Когда ж, шатаясь,
Весь побагровев,
Весь потрясаем диким вожделеньем,
Ступил Аттила на ночной порог
Невесты сокровенного покоя, -
Не кончив песни, замолчал кастрат,
Утихли домбры,
Смолкли крики пира,
И тот порог посыпали пшеном...
Любовь!
Ты дверь, куда мы все стучим,
Путь в то гнездо, где девять кратких лун
Мы, прислонив колени к подбородку,
Блаженно ощущаем бытие,
Ещё не отягчённое сознаньем!..
Ночь шла.
Как вдруг
Из брачного чертога
К пирующим донёсся женский вопль...
Валя столы,
Гудя пчелиным роем,
Толпою свадьба ринулась туда,
Взломала дверь и замерла у входа:
Мерцал ночник.
У ложа на ковре,
Закинув голову, лежал Аттила.
Он умирал.
Икая и хрипя,
Он скрёб ковёр и поводил ногами,
Как бы отталкивая смерть.
Зрачки
Остеклкневшие свои уставя
На ком-то зримом одному ему,
Он коченел,
Мертвел и ужасался.
И если бы все полчища его,
Звеня мечами, кинулись на помощь
К нему,
И плотно б сдвинули щиты,
И копьями б его загородили, -
Раздвинув копья,
Разведя щиты,
Прошёл бы среди них его противник,
За шиворот поднял бы дикаря,
Поставил бы на страшный поединок
И поборол бы вновь...
Так он лежал,
Весь расточённый,
Весь опустошённый
И двигал шеей,
Как бы удивлён,
Что руки смерти
Крепче рук Аттилы.
Так сердца взрывчатая полнота
Разорвала воловью оболочку –
И он погиб,
И женщина была
В его пути тем камнем, о который
Споткнулась жизнь его на всём скаку!
Мерцал ночник,
И девушка в углу,
Стуча зубами,
Молча содрогалась.
Как спирт и сахар, тёк в окно рассвет,
Кричал петух.
И выпитая чаша
У ног вождя валялась на полу,
И сам он был – как выпитая чаша.
Тогда была отведена река,
Кремнистое и гальчатое русло
Обнажено лопатами, -
И в нём
Была рабами вырыта могила.
Волы в ярмах, украшенных цветами,
Торжественно везли один в другом –
Гроб золотой, серебряный и медный.
И в третьем –
Самом маленьком гробу –
Уродливый,
Немой,
Большеголовый
Покоился невиданный мертвец.
Сыграли тризну, и вождя зарыли.
Разравнивая холм,
Над ним прошли
Бесчисленные полчища азийцев,
Реку вернули в прежнее русло,
Рабов зарезали
И скрылись в степи.
И чёрная
Властительная ночь,
В оправе грубых северных созвездий,
Осела крепким
Угольным пластом,
Крылом совы простёрлась над могилой.
1933, 1940
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
