У Дракоши заболел зуб. Коренной нижний правый. Это случилось поздним вечером, перед сном, когда поликлиники давно закрылись.
Дракоша уже надела на себя любимую фланелевую пижамку и взбила подушку, пожелала Ёжику доброй ночи, как вдруг - страшная зубная боль пронзила всё её драконье существо. Она вскрикнула и застыла на месте рядом с кроватью. Пока она стояла, не шевелясь, боль отступала. Но, стоило Дракоше сделать какое-то движение, боль опять возвращалась.
В это время Ёжик, возившийся в своём удобном красивом вольерчике, услышав дракошины крики, не на шутку заволновался. Он стал ходить из угла в угол и соображал, чем бы помочь подруге.
Ёжик не умел разговаривать, но зато он мог думать, переживать, смешно фыркать, грустить и радоваться.
И... кажется он придумал! Надо использовать метод иглоукалывания. Всего лишь навсего. Когда-то он об этом смотрел передачу по телевизору. Неглубоко под кожу загоняется иголочка - и готово: боль снимается. А у него вон сколько иголок! Они бы очень пригодились. Но, стоило Ёжику обрадоваться от таких замечательных мыслей, он тут же огорчился: как же ему рассказать Дракоше о своей идее?
А Дракоша вдруг вспомнила о том, что боль снимают кошки. Да, если у хозяина что-то болит, кошка сама отыщет это место и ляжет на него или просто прижмется своим урчащим тельцем. Но кошки у Дракоши не было. Был Ёжик. А что, если...
И Дракоша, превозмогая боль, подошла к вольерчику, взяла Ёжика и прислонила его к своей правой щеке.
"Ура! - подумал Ёжик. - Она догадалась, умница! Сейчас я ей помогу!" И стал осторожно и неглубоко прокалывать иголками зеленую кожу дракошиной щеки.
Через некоторое время боль ушла. Дракоша поцеловала Ёжика в крохотный нос и поставила в вольерчик, где он радостно фыркнул и свернулся клубочком.
Спать, рождественский гусь,
отвернувшись к стене,
с темнотой на спине,
разжигая, как искорки бус,
свой хрусталик во сне.
Ни волхвов, ни осла,
ни звезды, ни пурги,
что младенца от смерти спасла,
расходясь, как круги
от удара весла.
Расходясь будто нимб
в шумной чаще лесной
к белым платьицам нимф,
и зимой, и весной
разрезать белизной
ленты вздувшихся лимф
за больничной стеной.
Спи, рождественский гусь.
Засыпай поскорей.
Сновидений не трусь
между двух батарей,
между яблок и слив
два крыла расстелив,
головой в сельдерей.
Это песня сверчка
в красном плинтусе тут,
словно пенье большого смычка,
ибо звуки растут,
как сверканье зрачка
сквозь большой институт.
"Спать, рождественский гусь,
потому что боюсь
клюва - возле стены
в облаках простыни,
рядом с плинтусом тут,
где рулады растут,
где я громко пою
эту песню мою".
Нимб пускает круги
наподобье пурги,
друг за другом вослед
за две тысячи лет,
достигая ума,
как двойная зима:
вроде зимних долин
край, где царь - инсулин.
Здесь, в палате шестой,
встав на страшный постой
в белом царстве спрятанных лиц,
ночь белеет ключом
пополам с главврачом
ужас тел от больниц,
облаков - от глазниц,
насекомых - от птиц.
январь 1964
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
