Любовь и ненависть - двоякодышащий зверь.
Проснешься ночью, от щемящего чувства необъяснимой тревоги,
а он дышит тебе в лицо, раздувая жабры и ноздри.
Ты плотно сжимаешь веки и пытаешься провалиться в сон?
Не пытайся, не спрячешься,
захлебнешься в липком и вязком дыхании своего собственного отторжения.
Любовь и ненависть – двояковыпуклая линза в тубе иллюзий.
Телескоп и микроскоп твоего личного мизерного позёрского мирка.
Хочешь рассмотреть новое скопление звезд в левом подреберье?
Нет там ни чего, кроме убогого астероида из органики…
Хочешь узреть появление новой жизни.
Нет, клетки больше не делятся.
Заперты клетки. В зоопарке переучет моральных ценностей.
Любовь и ненависть - монетка.
Орел – ненависть.
Решка – любовь.
За что ты заплатишь сегодня?
Купи амбивалентность дня, года, месяца.
Нет, время не продается.
Любовь и ненависть – дуальность пустоты
в стеклянной банке собственного представления о жизни.
Представление начинается!
Все билеты проданы! Парад – алле!
Пустота в пустоте – впервые на арене…
Любовь и ненависть – смесь живой и мертвой воды –
обычной дождевой воды, которая остается на проселочной дороге
твоей расквашенной души,
в следах человека,
который уходит от тебя…
Меня преследуют две-три случайных фразы,
Весь день твержу: печаль моя жирна...
О Боже, как жирны и синеглазы
Стрекозы смерти, как лазурь черна.
Где первородство? где счастливая повадка?
Где плавкий ястребок на самом дне очей?
Где вежество? где горькая украдка?
Где ясный стан? где прямизна речей,
Запутанных, как честные зигзаги
У конькобежца в пламень голубой, —
Морозный пух в железной крутят тяге,
С голуботвердой чокаясь рекой.
Ему солей трехъярусных растворы,
И мудрецов германских голоса,
И русских первенцев блистательные споры
Представились в полвека, в полчаса.
И вдруг открылась музыка в засаде,
Уже не хищницей лиясь из-под смычков,
Не ради слуха или неги ради,
Лиясь для мышц и бьющихся висков,
Лиясь для ласковой, только что снятой маски,
Для пальцев гипсовых, не держащих пера,
Для укрупненных губ, для укрепленной ласки
Крупнозернистого покоя и добра.
Дышали шуб меха, плечо к плечу теснилось,
Кипела киноварь здоровья, кровь и пот —
Сон в оболочке сна, внутри которой снилось
На полшага продвинуться вперед.
А посреди толпы стоял гравировальщик,
Готовясь перенесть на истинную медь
То, что обугливший бумагу рисовальщик
Лишь крохоборствуя успел запечатлеть.
Как будто я повис на собственных ресницах,
И созревающий и тянущийся весь, —
Доколе не сорвусь, разыгрываю в лицах
Единственное, что мы знаем днесь...
16 января 1934
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.