Начало здесь:
http://www.reshetoria.ru/opublikovannoe/proza/index.php?id=28437
- Сатори, - дуновение ветра. - Сатори, посмотри на меня.
С трудом открываю глаза. Почему Борис так странно меня назвал? Сатори… Мужчина стоит возле меня на коленях. Его одежда грязная и кое-где порванная, а на шее алеет глубокая царапина. Дотрагиваюсь до той пальцем.
- Больно?
Улыбается:
- Нет. А тебе? – проводит рукой перед моим лицом, не касаясь его.
- Плечо, - еле шевеля губами.
- Знаю. Я уже залатал тебя. Немного времени и будешь, как новенькая. Как говорится, до свадьбы заживет, - но его глаза глядят обеспокоено.
- Ты… мой… враг? – стараюсь не отводить взгляда.
Борис отрицательно качает головой.
- Друг?
Пожимает плечами. Закрываю глаза. Тикамису. Как же сразу не догадалась. Они все-таки напали на след.
- Ты… пришел… чтобы… меня… уби…,- не могу договорить. Страшно.
- Не спрашивай сейчас ни о чем. Потом. Тебе нужно отдохнуть. Спи.
-Анимация вторая. Сон. Порядковый номер 33999666.-
Он спит, как обычно. На левом боку, подложив под щеку ладонь.
Невидимые, но будто стальные, пальцы сжимают мое сердце. Кажется, сомкнись они чуть сильнее, и сердце лопнет, как перекаченный воздухом мячик.
Сажусь на краешек кровати и осторожно дотрагиваюсь до его лица.
Он вздрагивает, хотя сон его крепок. Вход сияет ультрафиолетом. Никаких препятствий.
Закрываю глаза, приближаю к нему свое лицо.
Синяя вспышка. Острый запах цитрусовых.
- Здравствуй, любимый, - произношу тихо.
Удивленно смотрит.
- Ты? – голос звучит глухо и кажется мне незнакомым.
Пытаюсь улыбнуться. Тщетно. Лицо будто одеревенело.
- Зачем же ты убежала? – смотрит с неприязнью.
- Так было нужно, любимый, - стараюсь говорить бесстрастно. Но проклятое сердце пляшет в груди, как сумасшедшее. Голос дрожит.
- Кому нужно? – интересуется он горько.
- Тебе.
- Мне?! – гнев в глазах полыхает огнем.
- Хорошо. Нам.
- Нам, - усмехается. - Ты считаешь, что когда-то были «мы»?
- Да, я так считаю. А ты, видимо, другого мнения? – его слова задевают серебряную струну, тонко звучащую внутри меня.
- Никогда не было «мы». Всегда была ты, а потом уже я. Именно в такой последовательности.
- Ты… Злишься, любимый?
Отводит взгляд.
- Уже нет. Мне просто больно. Хотя, ты вряд ли знаешь, что это означает.
Словами, словно лезвием, полоснул по сердцу. Меня обжигает обида. На него. На себя. На обстоятельства.
- Зачем ты пришла?
- Мне нужно отдать тебе кое-что…
- А потом сделаем вид, что между нами ничего не было? – невыразительный голос. Так разговаривают со случайными людьми.
- Любимый, у меня не так много времени. Скоро рассвет...
- И что? – в его голосе слышится едва уловимый интерес.
- Ты проснешься. А я…
- Договаривай, что же ты? Я проснусь, а тебя нет. Не волнуйся, я начинаю привыкать, что тебя нет!
Он намеренно делает мне больно. Как же это тяжело.
- Уходи. Я больше не хочу… Тебя видеть, - последние слова произносит еле слышно.
- Но я должна отдать тебе… - пытаюсь возразить.
- Мне ничего не надо от тебя... Прощай.
Где-то вдалеке прокричал петух.
- Анимация третья -
Печальный крик какой-то птицы вторгся в мой сон. Нехотя открываю глаза. Болит все тело. Особенно плечо. Ощупываю его - туго перебинтовано. Ноет правое запястье.
Рассматривая его, вижу круглую рану, чем-то напоминающую ожог. Уже затянувшуюся. Гляжу на левое запястье. На нем нет никаких ран, лишь голубеет веточка вен.
Опершись на левую руку, пытаюсь привстать. Осматриваюсь вокруг. Поляна, окруженная плотным кольцом высоких деревьев, словно взятая ими в плен. Воздух, опьяняющий своей свежестью. Щебет птиц. В совокупности - место, поражающее своей чистотой и невинностью. Странно.
Ни Бориса, ни машины рядом нет. Вокруг только звенящая тишина. Осторожно встаю и направляюсь к речке, что протекает рядом. Сажусь возле нее, зачерпываю воду, подношу ко рту. Вода ледяная.
- Доброе утро, Сатори! – Борис подходит неслышно сзади.
- Меня зовут Виктория, - умываю лицо водой.
- Ты не помнишь своего настоящего имени? – переспрашивает мужчина.
- Нет. На отшибе жизни память отшибло, – смотрю на него. Хорошо выглядит. Как ему это удается? У меня же стойкое ощущение, что по мне проехался танк.
-Тебе приснился дурной сон? – интересуется.
- Мне не снятся сны.
- Точно? – какой у него неприятный взгляд. Трудно выдержать. Отвожу глаза.
- Точнее не бывает…
Борис присаживается рядом и очень мягко спрашивает:
- Неужели ты до сих пор не узнала меня, Сатори?
- А должна была?
- Я надеялся на это. Когда-то ты была весьма и весьма догадливой.
- Будем бредить воспоминаниями, и бередить ими раны? – осведомляюсь ехидно. Почему он так меня раздражает? Поразительно.
- Как хочешь, - пожимает плечами.
- Никак не хочу. Меня интересует, во что ты меня втравил. От кого мы убегали вчера … Это было вчера?
- Вчера, - подтверждает мужчина. – Боюсь, у меня неутешительная новость, Тори. На нас вышел Охотник.
- Охотник? Что за ерунда?
- Дай руку.
Покорно протягиваю Борису правую руку. Он дотрагивается до раны в виде ожога. Множество иголок пронзают запястье.
- flash back – (возврат в прошлое)
- А если я захочу убежать?
- Зачем, Тори?
- Я больше не могу находиться вне пространства и времени. Я хочу обратно!
- Это почти невозможно, Тори.
- Но почему?!
- Потому что почти невозможно. Ты в черном списке, поэтому для тебя не предусмотрен объект для замещения. На то, чтобы его найти, может уйти бесконечно много времени. Конечно, ты можешь подать прошение в Совет, но я уверен, что его не примут даже к рассмотрению. Значит, придется нарушать закон – взломать Хранилище. Потом успеть пересечь границу за микросекунду. Надеюсь, ты не забыла, что мы в режиме «Вход», режим «Выход» на нашем участке границы отключен. Пересекая пространства, ты должна деструктурироваться. А если все пройдет благополучно, по твоему следу все равно пустят Охотника. Никто не вправе самостоятельно нарушать равновесие.
- Охотника?! Это кто?
- Никто не знает, как он выглядит, но я много раз слышал, что его напускают на беглецов.
- Ага! Значит, кому-то удавалось сбежать из Тикамису?
- Удавалось. Но Охотник быстро их находил и деструктурировал.
- Сам деструктурировал?!
- Именно так, Тори. Для тебя будет лучше забыть о бегстве.
Чувствую, как от лица отхлынула вся кровь. Кажется, она исчезла из всего тела. Борис выпускает мою руку. Смотрю на рану в виде ожога. Сердце стучит гулко.
- Как ты нашел меня… Орис? – смотрю в упор на мужчину, вспомнив его настоящее имя.
- Зов сердца, Сатори, зов сердца.
- Ты заодно с Охотником?
- Глупый вопрос...
- И что же мне делать?
- Думать, - Орис выглядит утомленным.- Ты должна перехитрить Охотника или…
- Умереть, да?
Орис, глядя в мое лицо, произносит:
- Никто не гнал тебя из Тикамису, Сатори. Никто не принуждал тебя пойти со мной. Я же не открою тебе тайну, сказав, что за поступки приходится расплачиваться?
- Ты выкрал меня, Орис. Не рассказывай, что не принуждал поехать с собой! Наверняка, ты прибегнул к гипнозу!
- Если тебе будет угодно думать так - переложив вину на меня, думай. Но это не истина.
- Зачем же ты сбежал из Тикамису? Ведь Охотник, если поймает, деструктурирует и тебя?
Орис пожимает плечами. После недолгого молчания изрекает:
- Есть способ обмануть Охотника и спастись.
- Какой?
- Для начала ты должна вернуть кое-что тому, кого называешь Y-ком. Только после этого мы решим, как быть дальше.
- Что я должна ему вернуть?
- Воспоминания. Ты не имела права вмешаться в его судьбу и занять в ней не свое место. Мы должны стереть его воспоминания о тебе.
- Стереть? Но как? – гляжу на Ориса с удивлением.
- Через его сны. У людей в снах укрепляется память. Если, проникнув в сон Y-ка, ты сможешь установить контакт с секторами его памяти, стереть оттуда воспоминания о себе, то мы сможем обхитрить Охотника и спасти тебя. А заодно и меня.
- Ты сильно рискуешь, Орис. Зачем?
Мужчина не отвечает, только загадочно улыбается. Я в смятении. В голове путаница.
- Как же я смогу проникнуть в сон к Y-ку? – внимательно смотрю в глаза Ориса.
- Я переброшу тебя к нему. Недавно уже пробовал, но что-то не заладилось. Видимо, для установления контакта необходимо твое сознательное участие.
- Ясно. А до наступления ночи что делать?
- Жить, - просто отвечает Орис. – Поехали.
Следую за ним. Подходим к машине. Провожу пальцем по пыльному боку, гляжу на палец, затем вытираю пыль о штанину.
- Вот так же и Охотник сотрет мою жизнь, как пыль…
- Рано впадать в уныние, Сатори, - мужчина ободряюще улыбается и подмигивает мне. Он садится за руль, я - рядом. Куда-то едем. Из динамиков изливается инструментальная музыка. Усилием воли заставляю себя не думать об Y-ке. Подобные мысли - ковыряние иглой в свежей ране.
-Ты любишь его? – тут же спросил Орис.
Тикамису. Мы были друг перед другом, как на ладони.
Смотрю в окно.
- Однажды Y рассказал мне одну небыль.
«Как-то раз собрались вместе все людские чувства, и одно из них - Безумие предложило поиграть в прятки. Чувства согласились и прятались кто куда, пока Безумие, закрыв глаза, считало до миллиона. Лишь только Любовь никак не могла найти потайное место. Наконец, она увидела прекрасный куст роз, за которым и решила спрятаться. Безумие досчитало до миллиона и стало искать чувства. Шаг за шагом оно нашло всех, кроме Любви. Потом увидело розы и сразу поняло, что только там может спрятаться Любовь. Раздвигая ветки куста, Безумие услышало крик. Острые шипы повредили Любви глаза, и та ослепла. Тогда Безумие, чтобы загладить вину, предложило Любви стать ее поводырем. С тех пор Любовь слепа и Безумие ведет ее за руку…».
- Твоя любовь к Y слепа?
- Скорее уж безумна, - усмехаюсь, хотя чувствую как внутри все замирает в тишине. Словно минутой молчания чтит память кого-то дорогого умершего.
Смотрю вперед, на дорогу. Изредка попадаются встречные машины, в которых сидят люди.
Люди…
Заезжаем в какой-то лес, несколько минут едем, затем останавливаемся. Моему взору открывается круглая поляна с маленьким домиком посередине. Будто иллюстрация к сказке про Гензеля и Гретель. Выходим из машины. И в ту же секунду небо озаряется молнией и начинается ливень. Повинуясь настроению, сбрасываю с ног тапочки и бегу босиком по мокрой траве. Как когда-то в детстве. Раскинув руки в стороны, начинаю кружиться на месте, подставив лицо под дождь. Тот смывает мое отчаяние, страх, боль... Одежда уже промокла насквозь, но мне не хочется уходить от дождя.
Орис хватает меня за руку и силком тащит к дому.
- С ума сошла? Не хватало еще, чтобы ты заболела, - начинает стягивать с меня одежду.
- Что ты делаешь? – спрашиваю изумленно.
- Спасаю тебя от простуды, - принимается за джинсы. Его пальцы обжигают кожу. Сердце заходится, как чахоточный в приступе кашля. Хочется закрыть глаза и отдаться этим ощущениям, умоляя Ориса не прекращать прикосновения. Встряхиваю головой и сухо произношу:
- Спасибо, справлюсь сама. Надеюсь, здесь есть какая-нибудь одежда?
Мужчина пожимает плечами, но от меня отходит. Подходит к печке, начинает ее разжигать.
- Где мы? – развешиваю свою одежду на грубо сколоченных деревянных стульях. Подхожу к шкафу, открываю его, рассматриваю содержимое, наконец, заприметив плед, выуживаю его оттуда.
- Не знаю, Сатори. Возможно, этот дом существовал в моей прежней жизни, поэтому я безошибочно нашел дорогу.
- Замысловатые переплетения сознаний, - подхожу к печке. - Не знаю, как ты, а я голодна.
- Надеюсь, здесь найдется, чем подкрепиться, - изрекает Орис. – Поищи вон в том шкафу.
Покорно следую к указанному месту. Тщательно исследую шкаф, наконец, нахожу несколько проросших картофелин, пачку галетных печений и пыльную бутыль темного цвета.
С трофеями подхожу к Орису. Тот стоит возле печи и задумчиво смотрит на огонь.
-Хранилище. Вход. База данных.-
Легенда. Порядковый номер 22208948
Имя: ОРИС
Человеческий возраст до ухода в Тикамису: 41 год
Причина «смерти»: самоубийство.
Дело рассмотрено в Совете.
Класс Тикамису: Страж
Ответственный: АЙС
-Портретная карта «Король треф»-
Я теперь и не вспомню
Сколько лет я искал
Сердце в своей груди
/ТТ/
По улице шел человек. Божье творение. Неповторимое. Уникальное. Печаль глаз. Усмешка, криво висящая на лице. Сердце в клетке ребер.
Человек смотрел внутрь себя, но не видел там отражения своего «я». Не видел там ничего. Темь. Зовущая…
Тоска лежала на плечах человека чугунным плащом. Одиночество грызло, обгладывало кости. Чувство вины гнало взашей. Вперед. В никуда.
Порыв ветра ударил человека в грудь. Он поднял голову и посмотрел на небо. В небе тоже не было ответа на вопрос «Как быть?».
Человек нащупал в кармане брюк деньги. Несколько смятых бумажек, в которых было псевдоспасение. Он зашел в магазин и купил на все деньги водки. В последнее время водка стала единственным утешением. Она позволяла человеку на время забыть о тьме в себе. Мысль о том, что совсем скоро будет его дом, защищающий от ветра улиц, билась пульсом чуть ниже левого уха.
Дом встретил человека ледяной пустотой. Но тот уже привык к ней, поэтому не замечал, что пустота шастает по квартире, как уличная девка. Человек просто надевал пальто, если чувствовал могильный холод.
Не разуваясь, человек прошел в кухню и достал из шкафа чашку с отбитой ручкой. Откупорив первую бутылку, он налил полную чашку водки, и залпом выпил. Затем он достал из нагрудного кармана рубашки фотографию, разгладил ее, и положил перед собой. С фотографии на него смотрела женщина. Бесконечно любимая. Когда-то у нее было имя, но человек старался его забыть, потому что это имя откликалось в сердце огненной болью.
Очередная порция водки, которую человек влил в себя, наполнила его существо блаженным теплом. Это тепло окутывало, словно подхватывало человека на руки и бережно качало. Как на волны моря.
После следующей порции стало почти неплохо. Человек снова взял в руки фотографию и долго смотрел в глаза женщины. Он не заметил, как стал разговаривать с этими глазами не про себя, а вслух.
Водка не кончалась, человек запускал руки в сундуки со словами, как в золотые монеты, хватал их горстями и осыпал теми женщину с фотографии. Если бы он мог, он бы все, что у него было, отдал, чтобы вернуть ее.
Человек говорил, и женщина с фотографии его слушала. И согласно кивала. И счастливо улыбалась. И даже сошла с фотобумаги и села напротив.
Человек обрадовался и налил ей водки. И она выпила с ним. И засмеялась над очередной его шуткой. И согревала глазами. И отвечала на его вопросы.
Куда-то исчезла вылинявшая жизнь, что висела за окном дома. Человеку казалось, что он попал на какой-то праздник. Такой долгожданный праздник, как день рождения в детстве.
Он на минутку вышел из кухни, а когда вернулся, женщина с фотографии пропала. Человек долго бегал по квартире и звал ее. Но она не откликалась. Может, потому что он никак не мог вспомнить ее имя.
Тогда он сел за стол, уронил голову на руки и заплакал. Ему казалось, что со слезами уйдет боль и разочарование. Но ни боль, ни разочарование не уходили, наоборот, они росли и росли, и заполняли собой все вокруг. И уже не осталось воздуха, чтобы дышать, человек вдыхал боль и выдыхал ее же.
Тогда он взял нож и пошел в ванную.
Приснился раз, бог весть с какой причины,
Советнику Попову странный сон:
Поздравить он министра в именины
В приемный зал вошел без панталон;
Но, впрочем, не забыто ни единой
Регалии; отлично выбрит он;
Темляк на шпаге; всё по циркуляру —
Лишь панталон забыл надеть он пару.
2
И надо же случиться на беду,
Что он тогда лишь свой заметил иромах,
Как уж вошел. «Ну, — думает, — уйду!»
Не тут-то было! Уж давно в хоромах.
Народу тьма; стоит он на виду,
В почетном месте; множество знакомых
Его увидеть могут на пути —
«Нет, — он решил, — нет, мне нельзя уйти!
3
А вот я лучше что-нибудь придвину
И скрою тем досадный мой изъян;
Пусть верхнюю лишь видят половину,
За нижнюю ж ответит мне Иван!»
И вот бочком прокрался он к камину
И спрятался по пояс за экран.
«Эх, — думает, — недурно ведь, канальство!
Теперь пусть входит высшее начальство!»
4
Меж тем тесней всё становился круг
Особ чиновных, чающих карьеры;
Невнятный в аале раздавался звук;
И все принять свои старались меры,
Чтоб сразу быть замеченными. Вдруг
В себя втянули животы курьеры,
И экзекутор рысью через зал,
Придерживая шпагу, пробежал.
5
Вошел министр. Он видный был мужчина,
Изящных форм, с приветливым лицом,
Одет в визитку: своего, мол, чина
Не ставлю я пред публикой ребром.
Внушается гражданством дисциплина,
А не мундиром, шитым серебром,
Всё зло у нас от глупых форм избытка,
Я ж века сын — так вот на мне визитка!
6
Не ускользнул сей либеральный взгляд
И в самом сне от зоркости Попова.
Хватается, кто тонет, говорят,
За паутинку и за куст терновый.
«А что, — подумал он, — коль мой наряд
Понравится? Ведь есть же, право слово,
Свободное, простое что-то в нем!
Кто знает! Что ж! Быть может! Подождем!»
7
Министр меж тем стан изгибал приятно:
«Всех, господа, всех вас благодарю!
Прошу и впредь служить так аккуратно
Отечеству, престолу, алтарю!
Ведь мысль моя, надеюсь, вам понятна?
Я в переносном смысле говорю:
Мой идеал полнейшая свобода —
Мне цель народ — и я слуга народа!
8
Прошло у нас то время, господа, —
Могу сказать; печальное то время, —
Когда наградой пота и труда
Был произвол. Его мы свергли бремя.
Народ воскрес — но не вполне — да, да!
Ему вступить должны помочь мы в стремя,
В известном смысле сгладить все следы
И, так сказать, вручить ему бразды.
9
Искать себе не будем идеала,
Ни основных общественных начал
В Америке. Америка отстала:
В ней собственность царит и капитал.
Британия строй жизни запятнала
Законностью. А я уж доказал:
Законность есть народное стесненье,
Гнуснейшее меж всеми преступленье!
10
Нет, господа! России предстоит,
Соединив прошедшее с грядущим,
Создать, коль смею выразиться, вид,
Который называется присущим
Всем временам; и, став на свой гранит,
Имущим, так сказать, и неимущим
Открыть родник взаимного труда.
Надеюсь, вам понятно, господа?»
11
Раадался в зале шепот одобренья,
Министр поклоном легким отвечал,
И тут же, с видом, полным снисхожденья,
Он обходить обширный начал зал:
«Как вам? Что вы? Здорова ли Евгенья
Семеновна? Давно не заезжал
Я к вам, любезный Сидор Тимофеич!
Ах, здравствуйте, Ельпидифор Сергеич!»
12
Стоял в углу, плюгав и одинок,
Какой-то там коллежский регистратор.
Он и к тому, и тем не пренебрег:
Взял под руку его: «Ах, Антипатор
Васильевич! Что, как ваш кобелек?
Здоров ли он? Вы ездите в театор?
Что вы сказали? Всё болит живот?
Aх, как мне жаль! Но ничего, пройдет!»
13
Переходя налево и направо,
Свои министр так перлы расточал;
Иному он подмигивал лукаво,
На консоме другого приглашал
И ласково смотрел и величаво.
Вдруг на Попова взор его упал,
Который, скрыт экраном лишь по пояс,
Исхода ждал, немного беспокоясь.
14
«Ба! Что я вижу! Тит Евсеич здесь!
Так, так и есть! Его мы точность знаем!
Но отчего ж он виден мне не весь?
И заслонен каким-то попугаем?
Престранная выходит это смесь!
Я любопытством очень подстрекаем
Увидеть ваши ноги... Да, да, да!
Я вас прошу, пожалуйте сюда!»
15
Колеблясь меж надежды и сомненья:
Как на его посмотрят туалет, —
Попов наружу вылез. В изумленье
Министр приставил к глазу свой дорнет.
«Что это? Правда или наважденье?
Никак, на вас штанов, любезный, нет?» —
И на чертах изящно-благородных
Гнев выразил ревнитель прав народных.
16
«Что это значит? Где вы рождены?
В Шотландии? Как вам пришла охота
Там, за экраном снять с себя штаны?
Вы начитались, верно, Вальтер Скотта?
Иль классицизмом вы заражены?
И римского хотите патриота
Изобразить? Иль, боже упаси,
Собой бюджет представить на Руси?»
17
И был министр еще во гневе краше,
Чем в милости. Чреватый от громов
Взор заблестел. Он продолжал: «Вы наше
Доверье обманули. Много слов
Я тратить не люблю». — «Ва-ва-ва-ваше
Превосходительство! — шептал Попов. —
Я не сымал... Свидетели курьеры,
Я прямо так приехал из квартеры!»
18
«Вы, милостивый, смели, государь,
Приехать так? Ко мне? На поздравленье?
В день ангела? Безнравственная тварь!
Теперь твое я вижу направленье!
Вон с глаз моих! Иль нету — секретарь!
Пишите к прокурору отношенье:
Советник Тит Евсеев сын Попов
Все ниспровергнуть власти был готов.
19
Но, строгому благодаря надзору
Такого-то министра — имярек —
Отечество спаслось от заговору
И нравственность не сгинула навек.
Под стражей ныне шлется к прокурору
Для следствия сей вредный человек,
Дерзнувший снять публично панталоны.
Да поразят преступника законы!
20
Иль нет, постойте! Коль отдать под суд,
По делу выйти может послабленье,
Присяжные-бесштанники спасут
И оправдают корень возмущенья;
Здесь слишком громко нравы вопиют —
Пишите прямо в Третье отделенье:
Советник Тит Евсеев сын Попов
Все ниспровергнуть власти был готов.
21
Он поступил законам так противно,
На общество так явно поднял меч,
Что пользу можно б административно
Из неглиже из самого извлечь.
Я жертвую агентам по две гривны,
Чтобы его — но скрашиваю речь, —
Чтоб мысли там внушить ему иные.
Затем ура! Да здравствует Россия!»
22
Министр кивнул мизинцем. Сторожа
Внезапно взяли под руки Попова.
Стыдливостью его не дорожа,
Они его от Невского, Садовой,
Средь смеха, крика, чуть не мятежа,
К Цепному мосту привели, где новый
Стоит, на вид весьма красивый, дом,
Своим известный праведным судом.
23
Чиновник по особым порученьям,
Который их до места проводил,
С заботливым Попова попеченьем
Сдал на руки дежурному. То был
Во фраке муж, с лицом, пылавшим рвеньем,
Со львиной физьономией, носил
Мальтийский крест и множество медалей,
И в душу взор его влезал всё далей.
24
В каком полку он некогда служил,
В каких боях отличен был как воин,
За что свой крест мальтийский получил
И где своих медалей удостоен —
Неведомо. Ехидно попросил
Попова он, чтобы тот был спокоен,
С улыбкой указал ему на стул
И в комнату соседнюю скользнул.
25
Один оставшись в небольшой гостиной,
Попов стал думать о своей судьбе:
«А казус вышел, кажется, причинный!
Кто б это мог вообразить себе?
Попался я в огонь, как сноп овинный!
Ведь искони того еще не бе,
Чтобы меня кто в этом виде встретил,
И как швейцар проклятый не заметил!»
26
Но дверь отверзлась, и явился в ней
С лицом почтенным, грустию покрытым,
Лазоревый полковник. Из очей
Катились слезы по его ланитам.
Обильно их струящийся ручей
Он утирал платком, узором шитым,
И про себя шептал: «Так! Это он!
Таким он был едва лишь из пелён!
27
О юноша! — он продолжал, вздыхая
(Попову было с лишком сорок лет), —
Моя душа для вашей не чужая!
Я в те года, когда мы ездим в свет,
Знал вашу мать. Она была святая!
Таких, увы! теперь уж боле нет!
Когда б она досель была к вам близко,
Вы б не упали нравственно так низко!
28
Но, юный друг, для набожных сердец
К отверженным не может быть презренья,
И я хочу вам быть второй отец,
Хочу вам дать для жизни наставленье.
Заблудших так приводим мы овец
Со дна трущоб на чистый путь спасенья.
Откройтесь мне, равно как на духу:
Что привело вас к этому греху?
29
Конечно, вы пришли к нему не сами,
Характер ваш невинен, чист и прям!
Я помню, как дитёй за мотыльками
Порхали вы средь кашки по лугам!
Нет, юный друг, вы ложными друзьями
Завлечены! Откройте же их нам!
Кто вольнодумцы? Всех их назовите
И собственную участь облегчите!
30
Что слышу я? Ни слова? Иль пустить
Уже успело корни в вас упорство?
Тогда должны мы будем приступить
Ко строгости, увы! и непокорство,
Сколь нам ни больно, в вас искоренить!
О юноша! Как сердце ваше черство!
В последний раз: хотите ли всю рать
Завлекших вас сообщников назвать?»
31
К нему Попов достойно и наивно:
«Я, господин полковник, я бы вам
Их рад назвать, но мне, ей-богу, дивно...
Возможно ли сообщничество там,
Где преступленье чисто негативно?
Ведь панталон-то не надел я сам!
И чем бы там меня вы ни пугали —
Другие мне, клянусь, не помогали!»
32
«Не мудрствуйте, надменный санкюлот!
Свою вину не умножайте ложью!
Сообщников и гнусный ваш комплот
Повергните к отечества подножью!
Когда б вы знали, что теперь вас ждет,
Вас проняло бы ужасом и дрожью!
Но дружбу вы чтоб ведали мою,
Одуматься я время вам даю!
33
Здесь, на столе, смотрите, вам готово
Достаточно бумаги и чернил:
Пишите же — не то, даю вам слово:
Чрез полчаса вас изо всех мы сил...«»
Тут ужас вдруг такой объял Попова,
Что страшную он подлость совершил:
Пошел строчить (как люди в страхе гадки!)
Имен невинных многие десятки!
34
Явились тут на нескольких листах:
Какой-то Шмидт, два брата Шулаковы,
Зерцалов, Палкин, Савич, Розенбах,
Потанчиков, Гудям-Бодай-Корова,
Делаверганж, Шульгин, Страженко, Драх,
Грай-Жеребец, Бабиов, Ильин, Багровый,
Мадам Гриневич, Глазов, Рыбин, Штих,
Бурдюк-Лишай — и множество других.
35
Попов строчил сплеча и без оглядки,
Попались в список лучшие друзья;
Я повторю: как люди в страхе гадки —
Начнут как бог, а кончат как свинья!
Строчил Попов, строчил во все лопатки,
Такая вышла вскоре ектенья,
Что, прочитав, и сам он ужаснулся,
Вскричал: «Фуй! Фуй!» задрыгал —
и проснулся.
36
Небесный свод сиял так юн я нов,
Весенний день глядел в окно так весел,
Висела пара форменных штанов
С мундиром купно через спинку кресел;
И в радости уверился Попов,
Что их Иван там с вечера повесил, —
Одним скачком покинул он кровать
И начал их в восторге надевать.
37
«То был лишь сон! О, счастие! О, радость!
Моя душа, как этот день, ясна!
Не сделал я Бодай-Корове гадость!
Не выдал я агентам Ильина!
Не наклепал на Савича! О, сладость!
Мадам Гриневич мной не предана!
Страженко цел, и братья Шулаковы
Постыдно мной не ввержены в оковы!»
38
Но ты, никак, читатель, восстаешь
На мой рассказ? Твое я слышу мненье:
Сей анекдот, пожалуй, и хорош,
Но в нем сквозит дурное направленье.
Всё выдумки, нет правды ни на грош!
Слыхал ли кто такое обвиненье,
Что, мол, такой-то — встречен без штанов,
Так уж и власти свергнуть он готов?
39
И где такие виданы министры?
Кто так из них толпе кадить бы мог?
Я допущу: успехи наши быстры,
Но где ж у нас министер-демагог?
Пусть проберут все списки и регистры,
Я пять рублей бумажных дам в залог;
Быть может, их во Франции немало,
Но на Руси их нет — и не бывало!
40
И что это, помилуйте, за дом,
Куда Попов отправлен в наказанье?
Что за допрос? Каким его судом
Стращают там? Где есть такое зданье?
Что за полковник выскочил? Во всем,
Во всем заметно полное незнанье
Своей страны обычаев и лиц,
Встречаемое только у девиц.
41
А наконец, и самое вступленье:
Ну есть ли смысл, я спрашиваю, в том,
Чтоб в день такой, когда на поздравленье
К министру все съезжаются гуртом,
С Поповым вдруг случилось помраченье
И он таким оделся бы шутом?
Забыться может галстук, орден, пряжка —
Но пара брюк — нет, это уж натяжка!
42
И мог ли он так ехать? Мог ли в зал
Войти, одет как древние герои?
И где резон, чтоб за экран он стал,
Никем не зрим? Возможно ли такое?
Ах, батюшка-читатель, что пристал?!
Я не Попов! Оставь меня в покое!
Резон ли в этом или не резон —
Я за чужой не отвечаю сон!
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Авторизация
Камертон
