Оскорбления закончились, не начавшись. Администратор с сальной физиономией набрал в себя воздух для гадких слов. А выдохнуть это так и не смог. Павка достал из кармана ксиву и ткнул охайнику в физиономию. Правда фото на удостоверении было Павкиного брата, и срок действия данного документа закончился лет пять назад. Но Павка с братом похож, а дата отпечатана мелко, почти незаметно. Поход в азербайджанскую пиццерию закончился с ожидаемым результатом. Пицца была недопечённым лавашем с остатками вчерашних блюд сверху и залитая самым дешевым кетчупом. При попытке Павки отказаться от сего кушанья.. официант сделал большие глаза и заявил, что по-русски не понимает.
Вызов администратора повлёк за собой все вышеуказанное.
А кушать-то хотелось. Куда пойти? Рядом шаверма, в которой работают таджики, и после посещения которой Павка на неделю загремел с острым отравлением в больницу. Не выход. Кафе или бар «Остров», от которого прёт столовкой 80-х, в которой не знают слов «мясо» и «соль», но знают, сколько можно залить воды в пиво. Хозяева, конечно же, азербайджанцы. За обилием южных национальностей вокруг поесть настоящую кавказкою пищу не представлялось возможным. А единственный по вкусу нормальный шашлык делали на авторынке молдаване. Там Павка и насытился, разбавив свинину луком и хлебом.
Сыт. Теперь время больших дел. Однако большие дела выглядели как-то мелко.
Сначала надо бы помочь другу – холодильнику не быть с пустой душой.
Десять минут на машине по пробкам… и вот он «АГАмаркет», полный еды и надежд.
Запихнув в приёмник тележки шайбу нужного размера, сэкономив десять рублей, минус стоимость гайки, получив моральное удовлетворение и обозвав всех «жлобами», Павка потащился по рядам, собирать в телегу самое ненужное, но вкусное.
Скоро кассирша разгружала Павкины запасы, и казалось, что банковская карта плачет от нежелания так сразу финансово похудеть.
– Спасибо, – сказал Павка кассирше, которая как-то подозрительно улыбнулась… после.
Павка поглядел на чек. Так и есть. Разница между его подсчетом и суммой на чеке отличалась рублей на пятьсот, и явно не в его пользу… «Ну да, не в сказке, наверно…» – вслух подумал Павка.
– Вы уверены? – раздался голос сбоку. Он принадлежал стоящему рядом старичку с бородой.
– К сожалению, – пробухтел Павка.
– Не угостит ли молодой человек старика сигаретой? – продолжал звучать тот же голос.
Павка курил, верней покуривал… в этот раз он купил две пачки сигарет, причём не самых дорогих, чтоб не тянуло лишний раз…
– Угощайтесь, любезный, – улыбнувшись, сказал Павка, протягивая старику одну из двух пачек.
–Может, этим вы мне жизнь продлеваете, – добавил он шутя. – Минздрав же предупреждает.
Не обращая дальнейшего внимания на деда, Павка побрёл с телегой к своей машине.
Открытая задняя дверь джипа ограничивала обзор происходящего вокруг, но когда он перегрузил все мешки и закрыл оную, он увидел стоящего рядом того самого деда.
Павка улыбнулся старику и протянул мелочь, подобранную в кармане.
Дед помотал головой.
– Спасибо, добрый человек, я не за этим.
Павка изобразил удивление на своём еще сытом лице.
– Прости, дедуля, крупней, нет, все на карте.
Дед улыбнулся по-стариковски беззубым ртом:
– Я по поводу жизни и сказки. Слушай и не перебивай. Про золотую рыбку сказку помнишь? Так вот, я думал ты меня угостишь одной сигаретой, тогда у тебя было бы одно желание. Парочку дашь – я бы пару твоих исполнил, а ты… пачку. Однако. Короче, каждая прикуренная из купленной пачки сигарета, будет исполнять одно желание. Понял?
Павка заржал аки конь.
– Дед, ну не канаешь ты на золотую рыбку, хоть пристрели.
Вдруг рядом пронёсся блестящий новый «сабурбан», и дед чуть ли не на ходу в него запрыгнул.
До дома Павка добрался без приключений, а вот там, разбирая покупки, наткнулся опять на чек. Проверил ещё раз. Так и есть, пятьсот рублей с копейками как корова слизала. Павка не был самым бедным человеком, но и деньгами раскидываться он не привык.
Пытаясь загасить душевную обиду, он закурил.
«Вот бы сейчас ту сучку кассиршу, на принудительные работы!» – подумал Павка, и уже через мгновение тетка со странным рвением руками мыла пол прямо перед ногами Павки. В глазах её был страх и понимание происходящего – как у папуаса на звонок мобильного телефона.
Павка сидел молча. Дамочка, после пола старательно вымыла всю посуду, а после, подняв по-собачьи преданные глаза… тихо спросила:
– Надеюсь, я уже отработала пятьсот рублей… или?..
Последнее слово кассирша произнесла, поглядывая Павке чуть ниже пояса.
Это «или» почему-то задело Павла.
– Никаких «или», – гаркнул он. – Иди, женщина, с миром и никого больше не обсчитывай.
Дамочка на всех рысях тут же выскочила в открытую Павлом дверь, с грохотом и странным смехом добежав до лифта пролёт, там стукнулась о закрытые двери оного, тут же упав и забывшись детским беззаботным сном.
Павка закрыл на все замки двери, поглядел на себя в зеркало, вспомнил странного деда в магазине и, покрутив в руках ту самую пачку сигарет, для успокоения налил и выпил рюмку коньяку.
– Цветик-семицветик, мать твою! – подумал вслух Павка, и решил немного поспать.
Особо долго подремать не удалось, молодёжь за стеной устроила пати, и весь дом сотрясала отвратительная музыка в отвратительном звуке. Павка достал сигарету, закурил, дом обволокла долгожданная тишина, но спать уже не хотелось. Он включил телевизор, огромную совсем новую панель. Изображение было, но звук почему-то отсутствовал. Выключив телевизор, Павка машинально достал сигарету…
– А хрен вам! Он гарантийный, буду я ещё желания тратить.
Позвонив в сервисный центр и договорившись о приходе мастера, Павка решил съездить и навестить знакомых.
Сев в машину и проехав пару миль, почувствовал что-то не то. Так и есть, проколото колесо. Не беда! Очередная сигарета – и колёса целые и невредимые.
Павка залез в джип. Нескончаемый поток идей не давал ему тронуться с места
– Надо… надо с такими возможностями навести порядок вокруг себя!
Пашка достал сигарету из пачки и закурил.
– За мир во всём мире!
Сигареты были крайне противные, Павел закашлялся.
– Нужно что-то и для себя заказать. Ага.Машину? Новую?
Однако Павка любил своего железного коня, и потому просто решил довести его до состояния новой машины. Снова закурил. Дым резал глаза и оседал в салоне туманом гринпенской трясины. Павка вышел, оглядел машину. Сказка. Перед ним стоял блестящий джип, как будто только что из салона, без единой царапины на борт. Он залез обратно и повернул ключ зажигания. Мотор замурлыкал котёнком. Салон был новым и чистым. Радость щикотала Павке душу и плоть.
Через пару минут… пьяный мужик на камазе врезается в стоящий новый джип…
Подушки безопасности, как полагается, не сработали. Павка ушел в небытиё…
Потом свет. Доктор со знакомыми глазами и в белом снимает маску. Дед с сигаретами.
– Ну, здравствуй Павел.
– Здравствуйте. Я умер?
– Ну что ты, – заулыбался старик. – Вставай, пойдем, покурим нормальных сигарет.
Павка поднялся с операционного стола и полуголый, в одном пеньюаре… побрёл за стариком.
– Угощайся... – дед протянул Павке пачку «парламента».
Павка закурил, и уже нормальный и знакомый вкус дыма с никотином вернул его в реальность.
– Что я сделал не так? – спросил Павка.
– Да всё, – ответил старик, – кроме кассирши, , конечно, ибо она получила своё по-делу, а остальное…
Старик взял паузу, а затем продолжил:
– Мир – это набор весов и противовесов. Если ты сделал кому-то больно, и тем более незаслуженно, это вернётся к тебе увеличенное в несколько раз. Обновить джип – идея хорошая, но чьим трудом? Мир во всём мире – здорово, но как? На любое действие есть противодействие! И кстати, вон твои вещи.
В углу валялась куча рванья, в которой Павка узнал своё облачение. В карманах всё осталось не тронутым. Портмоне, деньги и пачка тех самых сигарет.
Натянув на себя остатки одежды, он достал пачку и протянул старику.
– Может, заберёте? Не для меня сие...
Дед забрал. Тут же, прикуривая одну из сигарет из той пачки. Опять этот едкий дым начал резать и застилать глаза.
Когда Павка проморгался, он стоял уже одетый в нормальную одежду, в том самом магазине, перекладывая свои покупки по пакетам. Рядом суетился старичок со странной бородкой, клянча у Павки закурить.
Павка стыдливо спрятал две пачки недорогих сигарет на дно пакета и тоном заговорщика произнес в ответ:
– Простите, любезный, я не курю…
Словно пятна на белой рубахе,
проступали похмельные страхи,
да поглядывал косо таксист.
И химичил чего-то такое,
и почёсывал ухо тугое,
и себе говорил я «окстись».
Ты славянскими бреднями бредишь,
ты домой непременно доедешь,
он не призрак, не смерти, никто.
Молчаливый работник приварка,
он по жизни из пятого парка,
обыватель, водитель авто.
Заклиная мятущийся разум,
зарекался я тополем, вязом,
овощным, продуктовым, — трясло, —
ослепительным небом на вырост.
Бог не фраер, не выдаст, не выдаст.
И какое сегодня число?
Ничего-то три дня не узнает,
на четвёртый в слезах опознает,
ну а юная мисс между тем,
проезжая по острову в кэбе,
заприметит явление в небе:
кто-то в шашечках весь пролетел.
2
Усыпала платформу лузгой,
удушала духами «Кармен»,
на один вдохновляла другой
с перекрёстною рифмой катрен.
Я боюсь, она скажет в конце:
своего ты стыдился лица,
как писал — изменялся в лице.
Так меняется у мертвеца.
То во образе дивного сна
Амстердам, и Стокгольм, и Брюссель
то бессонница, Танька одна,
лесопарковой зоны газель.
Шутки ради носила манок,
поцелуй — говорила — сюда.
В коридоре бесился щенок,
но гулять не спешили с утра.
Да и дружба была хороша,
то не спички гремят в коробке —
то шуршит в коробке анаша
камышом на волшебной реке.
Удалось. И не надо му-му.
Сдачи тоже не надо. Сбылось.
Непостижное, в общем, уму.
Пролетевшее, в общем, насквозь.
3
Говори, не тушуйся, о главном:
о бретельке на тонком плече,
поведенье замка своенравном,
заточённом под коврик ключе.
Дверь откроется — и на паркете,
растекаясь, рябит светотень,
на жестянке, на стоптанной кеде.
Лень прибраться и выбросить лень.
Ты не знала, как это по-русски.
На коленях держала словарь.
Чай вприкуску. На этой «прикуске»
осторожно, язык не сломай.
Воспалённые взгляды туземца.
Танцы-шманцы, бретелька, плечо.
Но не надо до самого сердца.
Осторожно, не поздно ещё.
Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.
Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрёшка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.
4
«Интурист», телеграф, жилой
дом по левую — Боже мой —
руку. Лестничный марш, ступень
за ступенью... Куда теперь?
Что нам лестничный марш поёт?
То, что лестничный всё пролёт.
Это можно истолковать
в смысле «стоит ли тосковать?».
И ещё. У Никитских врат
сто на брата — и чёрт не брат,
под охраною всех властей
странный дом из одних гостей.
Здесь проездом томился Блок,
а на память — хоть шерсти клок.
Заключим его в медальон,
до отбитых краёв дольём.
Боже правый, своим перстом
эти крыши пометь крестом,
аки крыши госпиталей.
В день назначенный пожалей.
5
Через сиваш моей памяти, через
кофе столовский и чай бочковой,
через по кругу запущенный херес
в дебрях черёмухи у кольцевой,
«Баней» Толстого разбуженный эрос,
выбор профессии, путь роковой.
Тех ещё виршей первейшую читку,
страшный народ — борода к бороде,
слух напрягающий. Небо с овчинку,
сомнамбулический ход по воде.
Через погост раскусивших начинку.
Далее, как говорится, везде.
Знаешь, пока все носились со мною,
мне предносилось виденье твоё.
Вот я на вороте пятна замою,
переменю торопливо бельё.
Радуйся — ангел стоит за спиною!
Но почему опершись на копьё?
1991
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
