|
Когда душа болит, значит, она работает (Александр Башлачев)
Проза
Все произведения Избранное - Серебро Избранное - ЗолотоК списку произведений
Целитель | - Ну и на кой черт ты пошла делать эти анализы?
Она шмыгнула носом, хлюпнула.
- Чувствовала себя не очень…
Я делано поднял одну бровь. Правую.
- В смысле, не очень? Что не так было?
- Ну, понимаете, - она потерла себе переносицу, - в целом как-то не то. Слабость, апатия что-ли…
- И для этого надо сразу сдавать онкомаркеры?
Она вспыхнула, видимо, не думала, что я знаком с ситуацией настолько хорошо.
- А вдруг рак?
- А может, краб?
- Что?!
- Что? Не думала?
Она осеклась, потом сменила тон на более спокойный.
- А что еще может быть?
- Конечно, рак и в таком возрасте бывает. Сколько тебе? Тридцать сколько?
- Тридцать два.
Ладно, надо и смилостивиться.
- И каков результат? Ничего не нашли?
Она покачала головой. «Ничего».
- Ну так и радуйся! Чего с кислой миной сидеть!
- Но ведь всё равно как-то не очень хорошо.
Нда. Такие люди иногда попадаются, общаться сложно.
- Что-то конкретно болит? Может, со стулом проблемы, или с суставами? Давление в порядке?
Она пожала плечами.
- Да вроде бы всё в порядке. Анализы сдавала регулярно на медосмотрах, всё хорошо. А сил нет.
- А дома порядок? А на работе?
Тихо спрашиваю, вкрадчиво. В глаза смотрю, чтобы не соврала.
- На работе нормально вроде бы. Муж тоже молодец, работает. Правда, выпивает иногда. Но это не так часто.
- Ну а почему ты об этом сказала тогда, если не важно?
- Мне не нравится! - возмутилась она.
- Ну а кто не выпивает? Абсолютных трезвенников еще поди сыщи, - парирую с улыбкой.
- Но ведь есть же!
Я поднимаю вверх указательный палец.
- Если мужчина избегает вина и общества прекрасных женщин, то он либо болен, либо в глубине души ненавидит всех окружающих. Кто сказал, не помню, хоть убей.
- Вот-вот! Насчет женщин переживаю. Он ведь на работу иногда и по ночам уезжает.
Теперь я пожимаю плечами.
- Я бы на твоём месте не переживал. Он ведь зарабатывает хорошо?
- Мог бы и больше.
- Наверное, мог бы. Тогда вообще жизни бы никакой не было. Главное, чтобы хватало?
- Но ведь и отдыхать тоже надо! И с семьёй побыть.
Киваю головой.
- Ага, ага. И на курорт свозить, и ребенка в секцию отвезти, и продуктов купить.
- За продуктами я слежу. Сама. Моей зарплаты хватает.
- А остальное на нём?
- Я за хозяйством слежу!
Я откинулся на кресле, сцепил руки на животе.
- Я тебе сейчас кое-что скажу, и надеюсь, что ты не обидишься.
Она кивнула, зная о правилах.
- На труженицу ты не похожа.
Если бы не предыдущее замечание, то она бы возразила. А так сидит молча, разглядывает ногти. Хорошие, ухоженные. И мозолей на пальцах нет.
- Тебе бы отвлечься от себя. Перестать себя слушать.
- В смысле?
- Понимаешь, ты зафиксировалась на своих ощущениях. Нельзя так.
Удивлена. На лице недоумение.
- Так ведь пора и о здоровье позаботиться! Не молодеем ведь!
- Вот и заботься, а по врачам без нужды не ходи. Не ищи болезней, пока их еще нет. Рак тот же, к примеру. Только помни, что забота о здоровье и поиск болезней - это не одно и то же.
- Но ведь лучше заранее обследоваться, пока что-нибудь не появилось!
- Хочешь, я тебе историю одну расскажу. Поучительную.
Она секунду смотрит на меня, потом кивает головой.
- Знаком я был с одной девушкой. Она вдруг втемяшила себе в голову, что у неё рак мозга. И начиная с двадцати двух лет начала каждый год делать себе МРТ. Сейчас ей тридцать пять, и у неё глиобластома. Неоперабельная. Недавно вот приходила посоветоваться, как дальше быть. Ей я уже не помогу, поздно. А раньше не получилось, все тринадцать лет не виделись. Не успел.
- Вот и я про это же! - восклицает. Думает, что права.
- Не ищи у себя хворь, еще раз тебе говорю. Причин для твоей болезни нет, кроме твоего разума. Конечно, с возрастом организм не молодеет, и что-то обязательно найдут. Но не нужно ждать конкретную заразу, иначе именно она у тебя и появится.
- А как же тогда? - надула губы: - Я не понимаю.
- Заботься о здоровье. Начни питаться нормально. Спи нормально. Спортом займись, а не бесконечными походами к врачам и приемом чудодейственных китайских пилюль и вытяжек из целебных грибов.
Смотрит на меня, как на сумасшедшего. Вроде бы скоро согласится.
- Мужа пожалей, ведь из кожи вон лезет, чтобы тебя содержать. Он раньше тебя сломается, а всё равно ты будешь думать, что сильнее болеешь. Он уже в гроб ляжет, а ты будешь ходить и говорить всем, какая ты страдалица.
Мотает головой в сторону.
- У нас не так. Он здоровый еще, и работать может. А мне уже тяжело.
- Тебе тяжело, потому что ты себе это вбила в голову. Апатия, слабость. Ты же здоровая! Отвлекись! Начни уставать, а не просто говорить, что устала! Чтобы вечером с ног валилась, а не сидела в «одноклассниках» до двух ночи. А утром, конечно, тебе тяжело встать будет. И весь день насмарку, а к вечеру опять «устанешь».
Я делаю характерный жест, двумя пальцами обеих рук. Типа «кавычки».
- А изо дня в день будешь «уставать» еще больше! - опять этот жест.
- Но ведь так и есть!
- Хочешь, еще одну штуку расскажу?
Не дожидаясь ответа, после короткой паузы начинаю.
- Есть такое понятие - «наслаждение болезнью». Наверняка видела, ты же по больницам ходишь. Вот, представь себе. Сидит женщина в очереди и начинает рассказывать соседу, как сильно она больна. И что болеет много лет, и всё лечится, и пробует лекарства, а ничего не помогает. И врачи ей назначают одно и то же, а всё без толку. И как она устала от болезни, лучше бы кто-нибудь дал таблетку, чтобы она померла. Видела таких?
Кивает головой. Конечно, встречала, таких пруд пруди. И ведь не докажешь, что ничего у неё нет, вот пожалуйте, обследование. Есть какая-то возрастная мелочь. Но с этим можно жить и радоваться, а они себя на койку загоняют. Нет, не в гроб, такие долго живут. Потому что людьми питаются, их сочувствием.
- А видела, какие у них лица? Восторженные, экзальтированные. Они просто с упоением рассказывают всем окружающим, какие они насквозь больные, с огромным букетом, и таблетки пьют горстями. А на лице радость, какую у здорового-то не часто увидишь.
Кивает головой. Конечно, встречалась. И слушала их, и сочувствовала. И тихонько откладывала в памяти манеру поведения, чтобы превратиться в такую же. Чтобы ощутить чужое сочувствие и продлить себе жизнь. Неосознанно, за чужой счёт. Хочется ведь пожить подольше!
- А еще иногда бывают такие, что в сторонке сидят, и молча в себе находятся. Ждут очереди, или что-то еще делают, тихонько так. Внимания не привлекают. Дождались своей очереди, получили свою месячную порцию цитостатиков и отправились домой, с болезнью бороться. Вот эти люди действительно нездоровы, но они ни на кого не вываливают свой негатив. Знают, что только хуже сделают. Это самые сильные люди.
Опустила глаза, сидит молча. Разных уже повидала за свои тридцать с небольшим. Да только не понимала ничего, а сейчас будто глаза открылись.
- Что же теперь делать?
- Вот что. Ты успокоилась, что ничего плохо нет. Так ведь?
Опять кивает, уже с надеждой. Ждёт совета.
- Иди домой, обними мужа, и живите дальше счастливо. Надо радоваться жизни, в любом её проявлении. Есть проблема - решай, а нет проблем - не создавай их на пустом месте. Вокруг ведь очень много более интересных вещей! Мир посмотреть, детей нарожать, любимым делом заняться. Поняла?
Опустила голову, впитывает, осмысливает.
- Поняла.
- Ну тогда ступай. Надеюсь, больше не придётся видеться.
Она встала, направилась к двери. Чуть притормозила, держась за ручку.
- А можно без причины придти? Просто в гости.
- В гости?
Усмехаюсь.
- В гости можно. Только если посетителей не будет никого.
Она улыбнулась, на этот раз искренне. Радостно кивнула головой и вышла за дверь.
Я еще минутку посидел, глядя перед собой. На пустом стуле, где сидела девушка, остался её след. Темные очертания, похожие на фигуру. Лица не было видно, но я знаю, что скоро там могут появиться пустые глазницы и ухмыляющийся скуластый образ.
- Вот видишь как. Иногда и я могу побеждать.
Силуэт молчит, ему нечего ответить. Битва за человека на этот раз закончена, и доказывать друг другу мы ничего не будем. Я указываю ему рукой на открытое окно, и он незамедлительно исчезает в чистом воздухе.
Ну что же, пора браться за очередного пациента.
- Следующий! - кричу я в сторону закрытой двери… | |
Ваши комментарииЧтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться |
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Кобаяси Исса
Авторизация
Камертон
Михаилу Николаеву
Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела!
Эта местность мне знакома, как окраина Китая!
Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела.
Многоточие шинели. Вместо мозга - запятая.
Вместо горла - темный вечер. Вместо буркал - знак деленья.
Вот и вышел человечек, представитель населенья.
Вот и вышел гражданин,
достающий из штанин.
"А почем та радиола?"
"Кто такой Савонарола?"
"Вероятно, сокращенье".
"Где сортир, прошу прощенья?"
Входит Пушкин в летном шлеме, в тонких пальцах - папироса.
В чистом поле мчится скорый с одиноким пассажиром.
И нарезанные косо, как полтавская, колеса
с выковыренным под Гдовом пальцем стрелочника жиром
оживляют скатерть снега, полустанки и развилки
обдавая содержимым опрокинутой бутылки.
Прячась в логово свое
волки воют "E-мое".
"Жизнь - она как лотерея".
"Вышла замуж за еврея".
"Довели страну до ручки".
"Дай червонец до получки".
Входит Гоголь в бескозырке, рядом с ним - меццо-сопрано.
В продуктовом - кот наплакал; бродят крысы, бакалея.
Пряча твердый рог в каракуль, некто в брюках из барана
превращается в тирана на трибуне мавзолея.
Говорят лихие люди, что внутри, разочарован
под конец, как фиш на блюде, труп лежит нафарширован.
Хорошо, утратив речь,
Встать с винтовкой гроб стеречь.
"Не смотри в глаза мне, дева:
все равно пойдешь налево".
"У попа была собака".
"Оба умерли от рака".
Входит Лев Толстой в пижаме, всюду - Ясная Поляна.
(Бродят парубки с ножами, пахнет шипром с комсомолом.)
Он - предшественник Тарзана: самописка - как лиана,
взад-вперед летают ядра над французским частоколом.
Се - великий сын России, хоть и правящего класса!
Муж, чьи правнуки босые тоже редко видят мясо.
Чудо-юдо: нежный граф
Превратился в книжный шкаф!
"Приучил ее к минету".
"Что за шум, а драки нету?"
"Крыл последними словами".
"Кто последний? Я за вами".
Входит пара Александров под конвоем Николаши.
Говорят "Какая лажа" или "Сладкое повидло".
По Европе бродят нары в тщетных поисках параши,
натыкаясь повсеместно на застенчивое быдло.
Размышляя о причале, по волнам плывет "Аврора",
чтобы выпалить в начале непрерывного террора.
Ой ты, участь корабля:
скажешь "пли!" - ответят "бля!"
"Сочетался с нею браком".
"Все равно поставлю раком".
"Эх, Цусима-Хиросима!
Жить совсем невыносимо".
Входят Герцен с Огаревым, воробьи щебечут в рощах.
Что звучит в момент обхвата как наречие чужбины.
Лучший вид на этот город - если сесть в бомбардировщик.
Глянь - набрякшие, как вата из нескромныя ложбины,
размножаясь без резона, тучи льнут к архитектуре.
Кремль маячит, точно зона; говорят, в миниатюре.
Ветер свищет. Выпь кричит.
Дятел ворону стучит.
"Говорят, открылся Пленум".
"Врезал ей меж глаз поленом".
"Над арабской мирной хатой
гордо реет жид пархатый".
Входит Сталин с Джугашвили, между ними вышла ссора.
Быстро целятся друг в друга, нажимают на собачку,
и дымящаяся трубка... Так, по мысли режиссера,
и погиб Отец Народов, в день выкуривавший пачку.
И стоят хребты Кавказа как в почетном карауле.
Из коричневого глаза бьет ключом Напареули.
Друг-кунак вонзает клык
в недоеденный шашлык.
"Ты смотрел Дерсу Узала?"
"Я тебе не все сказала".
"Раз чучмек, то верит в Будду".
"Сукой будешь?" "Сукой буду".
Входит с криком Заграница, с запрещенным полушарьем
и с торчащим из кармана горизонтом, что опошлен.
Обзывает Ермолая Фредериком или Шарлем,
Придирается к закону, кипятится из-за пошлин,
восклицая: "Как живете!" И смущают глянцем плоти
Рафаэль с Буанаротти - ни черта на обороте.
Пролетарии всех стран
Маршируют в ресторан.
"В этих шкарах ты как янки".
"Я сломал ее по пьянке".
"Был всю жизнь простым рабочим".
"Между прочим, все мы дрочим".
Входят Мысли О Грядущем, в гимнастерках цвета хаки.
Вносят атомную бомбу с баллистическим снарядом.
Они пляшут и танцуют: "Мы вояки-забияки!
Русский с немцем лягут рядом; например, под Сталинградом".
И, как вдовые Матрены, глухо воют циклотроны.
В Министерстве Обороны громко каркают вороны.
Входишь в спальню - вот те на:
на подушке - ордена.
"Где яйцо, там - сковородка".
"Говорят, что скоро водка
снова будет по рублю".
"Мам, я папу не люблю".
Входит некто православный, говорит: "Теперь я - главный.
У меня в душе Жар-птица и тоска по государю.
Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной.
Дайте мне перекреститься, а не то - в лицо ударю.
Хуже порчи и лишая - мыслей западных зараза.
Пой, гармошка, заглушая саксофон - исчадье джаза".
И лобзают образа
с плачем жертвы обреза...
"Мне - бифштекс по-режиссерски".
"Бурлаки в Североморске
тянут крейсер бечевой,
исхудав от лучевой".
Входят Мысли О Минувшем, все одеты как попало,
с предпочтеньем к чернобурым. На классической латыни
и вполголоса по-русски произносят: "Все пропало,
а) фокстрот под абажуром, черно-белые святыни;
б) икра, севрюга, жито; в) красавицыны бели.
Но - не хватит алфавита. И младенец в колыбели,
слыша "баюшки-баю",
отвечает: "мать твою!"".
"Влез рукой в шахну, знакомясь".
"Подмахну - и в Сочи". "Помесь
лейкоцита с антрацитом
называется Коцитом".
Входят строем пионеры, кто - с моделью из фанеры,
кто - с написанным вручную содержательным доносом.
С того света, как химеры, палачи-пенсионеры
одобрительно кивают им, задорным и курносым,
что врубают "Русский бальный" и вбегают в избу к тяте
выгнать тятю из двуспальной, где их сделали, кровати.
Что попишешь? Молодежь.
Не задушишь, не убьешь.
"Харкнул в суп, чтоб скрыть досаду".
"Я с ним рядом срать не сяду".
"А моя, как та мадонна,
не желает без гондона".
Входит Лебедь с Отраженьем в круглом зеркале, в котором
взвод берез идет вприсядку, первой скрипке корча рожи.
Пылкий мэтр с воображеньем, распаленным гренадером,
только робкого десятку, рвет когтями бархат ложи.
Дождь идет. Собака лает. Свесясь с печки, дрянь косая
с голым задом донимает инвалида, гвоздь кусая:
"Инвалид, а инвалид.
У меня внутри болит".
"Ляжем в гроб, хоть час не пробил!"
"Это - сука или кобель?"
"Склока следствия с причиной
прекращается с кончиной".
Входит Мусор с криком: "Хватит!" Прокурор скулу квадратит.
Дверь в пещеру гражданина не нуждается в "сезаме".
То ли правнук, то ли прадед в рудных недрах тачку катит,
обливаясь щедрым недрам в масть кристальными слезами.
И за смертною чертою, лунным блеском залитою,
челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою.
Знать, надолго хватит жил
тех, кто головы сложил.
"Хата есть, да лень тащиться".
"Я не блядь, а крановщица".
"Жизнь возникла как привычка
раньше куры и яичка".
Мы заполнили всю сцену! Остается влезть на стену!
Взвиться соколом под купол! Сократиться в аскарида!
Либо всем, включая кукол, языком взбивая пену,
хором вдруг совокупиться, чтобы вывести гибрида.
Бо, пространство экономя, как отлиться в форму массе,
кроме кладбища и кроме черной очереди к кассе?
Эх, даешь простор степной
без реакции цепной!
"Дайте срок без приговора!"
"Кто кричит: "Держите вора!"?"
"Рисовала член в тетради".
"Отпустите, Христа ради".
Входит Вечер в Настоящем, дом у чорта на куличках.
Скатерть спорит с занавеской в смысле внешнего убранства.
Исключив сердцебиенье - этот лепет я в кавычках -
ощущенье, будто вычтен Лобачевским из пространства.
Ропот листьев цвета денег, комариный ровный зуммер.
Глаз не в силах увеличить шесть-на-девять тех, кто умер,
кто пророс густой травой.
Впрочем, это не впервой.
"От любви бывают дети.
Ты теперь один на свете.
Помнишь песню, что, бывало,
я в потемках напевала?
Это - кошка, это - мышка.
Это - лагерь, это - вышка.
Это - время тихой сапой
убивает маму с папой".
|
|