«…Замечал ли ты весеннюю резкость природных красок? Контрасты порой удивляют. Впечатление, что природа стремится запугать или ошеломить свежестью и новизной. Тебе так не кажется? Может, это только я такая отъявленная фантазёрка и вижу то, чего другие не замечают или просто не хотят видеть? И жаль, что к началу лета первоначальная острота ощущений пройдёт, и, несмотря на пестроту и разнообразие цветовой гаммы, то, первое впечатление еще долго будет всплывать в памяти.
Вчера проснулась от порыва ветра и шлепка по окну. Всего-то - ветка клёна, но она оставила значимый отпечаток. Мокрый лист распластался по стеклу, получилось некое подобие распятия. Ты ведь, наверняка, помнишь форму кленового листа. Вот и этот, широко раскинув в разные стороны симметричные «руки-ноги», покорно вжался в прозрачную холодность окна. И чем дольше я смотрела на утренний подарок, тем живее и одушевленнее он мне казался. В переплетении прожилок чудилось сморщенное личико младенца, а центральная линия-стебель вздрагивала, словно артерия с бурлящим потоком крови. С одной стороны, беспомощность позы, молящая о сочувствии, с другой, - яркая до ядовитости зелень, гипнотизирующая и не отпускающая от себя. Какая-то магнитная тягучесть и парализация воли…
Не знаю, сколько я простояла, разглядывая маленькое чудо природы, но потом рука потянулась к окну и ладонью накрыла визитёра. Наверно, это всё из области фантастики… Ты не поверишь! Но я почувствовала вибрацию, отдавая сквозь стекло своё тепло и получая взамен импульсы чудесного настроения. Сонливости - как не бывало. Хотелось петь, прыгать на одной ноге, расцеловать всё человечество, немедленно совершить какой-нибудь подвиг или сотворить хорошее дело. Я аккуратно убрала руку от окна – никакого кленового листка не было и в помине. Лишь исчезающий контур ладони…
Весной от долгой спячки просыпается не только природа. Всё живое, стряхнув зимнее оцепенение, жадно хватает ртом насыщенный благоуханием и ароматами цветения воздух. Волнующее ощущение нового, только-только родившегося (или переродившегося) захлестывает и с остервенением брызжет в кровь гормоны счастья. И еще непонятно, с чем оно связано, что там, впереди, ждёт, но уже пребываешь в полной уверенности - жизнь налаживается. Особенно, если до последнего времени было невозможно перепрыгнуть барьер из неприятностей. И со всей очевидностью становится ясно – жить надо. Обязательно надо. Тем более, что есть для кого. Во всяком случае – мне. Я точно знаю, для кого очнулась. А ты, наверно, догадался. Ведь так? К чему играть в детские игры и прятать свои мысли, которые пусть и греховодны, но совершенно оправданы…»
Женщина отложила в сторону ручку и перечитала начатое письмо. Инстинктивно бросила взгляд на окно и улыбнулась, вспоминая утреннее приключение. Она давно не писала на обыкновенной бумаге (подписи, которые приходилось изредка ставить, не в счет), отвыкла от вида своих размашистых завитушек, и теперь с наслаждением всматривалась в ровные строчки, которые скоро прочитает и Серёжа.
Лариса, как наяву, увидела своего любимого, отрывающего почтовый ящик. Вот он недоверчиво хмыкнул, обнаружив красивый конверт из плотной цветной бумаги. А вот его и без того огромные глазищи округлились, выхватив в верхнем левом углу конверта строчку с именем отправителя, вот сложил губы трубочкой и восторженно засвистел.
- Он обязательно вскроет его тут же, у почтовых ящиков и, минуя лифт, пойдёт пешком до своего восьмого этажа. А потом позвонит…
«Сережка, милый! Только сегодня я осознала насколько ты мне дорог. И я впервые по-настоящему испугалась. Представила, что ты можешь исчезнуть из моей жизни, как отпечаток ладони на стекле. Без следа. Возможно, по этой причине мне захотелось написать письмо, и именно на бумаге. Пусть оно будет моим следом, который останется у тебя.
Еще вчера, как и месяц назад, как и последние несколько лет я была уверена: ты всегда где-то рядом. Стоит протянуть руку к кнопке, нажать на нее, и с экрана монитора моментально полетят улыбчивые и подмигивающие смайлики вперемешку с поцелуями и сердечками. Или позвать. И ты обязательно придёшь. Или подумать: «позвони». Ты при первой же возможности перезвонишь, и будешь часами разговаривать со мной, как с малым ребенком, разжёвывая истины и успокаивая добрым советом. Не знаю, как тебе удается сохранять спокойствие… Удивительная черта характера, которой мне никогда не хватало…»
В прихожей что-то упало. Лариса встряхнула кудряшками, возвращаясь из грёз, и обернулась на звук. Хоть дверь в комнату была плотно прикрыта, монотонное бормотание мужа было слышно отчётливо. Женщина улыбнулась, вслушиваясь:
- …в четыре тысячи сто тридцать пятый раз повторяю: это не твоя игрушка, а всего-навсего мамин зонтик. Он тут лежал, лежит и будет лежать. От дождя до дождя. Это его место. Понял?
Лариса выглянула в коридор. Супруг сидел на корточках перед котом, который с независимым, можно даже сказать, презрительным видом смотрел на зонт, лежащий посредине прихожей.
Скорее почувствовав, чем увидев Ларису, муж виновато прокомментировал происшествие:
- Он снова скидывает твой зонтик. Мои беседы не имеют никакого воздействия. Бьюсь, бьюсь с ним…
- Это тебе не собачка Павлова. Коты – независимые существа. И к тому ж, упрямее ослов. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не мяукало. Так что оставь парня в покое.
- А вот Куклачёв... – попытался возразить муж.
- Ты не Куклачёв, Апик не подрабатывает в цирке, я не намерена подавать на кота в суд, а зонт… так он старый уже, весь выцвел. Кот прав – давно пора купить новый.
Апельсин победоносно мяукнул, его рыжий пушистый хвост принял подобающее вертикальное положение. Не удостоив хозяина взглядом, животное благодарственно крутанулось вокруг Ларисиной ноги и гордо удалилось на кухню.
«Я давно догадывалась, а теперь точно знаю, что смех – лучшее из лекарств. Для разрешения любых ситуаций. Он помогает остудить пыл заядлых спорщиков, разжигает чувства любящих, подстегивает лентяев, одергивает зазнавшихся, спасает несчастных, возрождает обманутых и исцеляет больных.
Твой смех не просто заразителен, он сказочно прекрасен, он похож на радугу, настолько много в нем цветов и оттенков. Не удивляйся, что я говорю обо всем этом спустя много лет. Привычка к тому, что ты есть в моей жизни, убаюкала и усыпила чувственность. Но лишь мою. Ты всё тот же мечтатель и романтик из студенческих походов.
Моё признание скорей всего выглядит смешным и нелепым, но я все равно скажу, что ближе тебя у меня нет никого на свете. Я благодарю тот день и час, когда мы с тобой познакомились, я никогда не сожалела о том, что согласилась стать твоей женой. Любила, люблю и буду любить. А ты будь всегда неподалёку. И будь вечно зеленым и весенним».
Председатель Совнаркома, Наркомпроса, Мининдела!
Эта местность мне знакома, как окраина Китая!
Эта личность мне знакома! Знак допроса вместо тела.
Многоточие шинели. Вместо мозга - запятая.
Вместо горла - темный вечер. Вместо буркал - знак деленья.
Вот и вышел человечек, представитель населенья.
Вот и вышел гражданин,
достающий из штанин.
"А почем та радиола?"
"Кто такой Савонарола?"
"Вероятно, сокращенье".
"Где сортир, прошу прощенья?"
Входит Пушкин в летном шлеме, в тонких пальцах - папироса.
В чистом поле мчится скорый с одиноким пассажиром.
И нарезанные косо, как полтавская, колеса
с выковыренным под Гдовом пальцем стрелочника жиром
оживляют скатерть снега, полустанки и развилки
обдавая содержимым опрокинутой бутылки.
Прячась в логово свое
волки воют "E-мое".
"Жизнь - она как лотерея".
"Вышла замуж за еврея".
"Довели страну до ручки".
"Дай червонец до получки".
Входит Гоголь в бескозырке, рядом с ним - меццо-сопрано.
В продуктовом - кот наплакал; бродят крысы, бакалея.
Пряча твердый рог в каракуль, некто в брюках из барана
превращается в тирана на трибуне мавзолея.
Говорят лихие люди, что внутри, разочарован
под конец, как фиш на блюде, труп лежит нафарширован.
Хорошо, утратив речь,
Встать с винтовкой гроб стеречь.
"Не смотри в глаза мне, дева:
все равно пойдешь налево".
"У попа была собака".
"Оба умерли от рака".
Входит Лев Толстой в пижаме, всюду - Ясная Поляна.
(Бродят парубки с ножами, пахнет шипром с комсомолом.)
Он - предшественник Тарзана: самописка - как лиана,
взад-вперед летают ядра над французским частоколом.
Се - великий сын России, хоть и правящего класса!
Муж, чьи правнуки босые тоже редко видят мясо.
Чудо-юдо: нежный граф
Превратился в книжный шкаф!
"Приучил ее к минету".
"Что за шум, а драки нету?"
"Крыл последними словами".
"Кто последний? Я за вами".
Входит пара Александров под конвоем Николаши.
Говорят "Какая лажа" или "Сладкое повидло".
По Европе бродят нары в тщетных поисках параши,
натыкаясь повсеместно на застенчивое быдло.
Размышляя о причале, по волнам плывет "Аврора",
чтобы выпалить в начале непрерывного террора.
Ой ты, участь корабля:
скажешь "пли!" - ответят "бля!"
"Сочетался с нею браком".
"Все равно поставлю раком".
"Эх, Цусима-Хиросима!
Жить совсем невыносимо".
Входят Герцен с Огаревым, воробьи щебечут в рощах.
Что звучит в момент обхвата как наречие чужбины.
Лучший вид на этот город - если сесть в бомбардировщик.
Глянь - набрякшие, как вата из нескромныя ложбины,
размножаясь без резона, тучи льнут к архитектуре.
Кремль маячит, точно зона; говорят, в миниатюре.
Ветер свищет. Выпь кричит.
Дятел ворону стучит.
Входит Сталин с Джугашвили, между ними вышла ссора.
Быстро целятся друг в друга, нажимают на собачку,
и дымящаяся трубка... Так, по мысли режиссера,
и погиб Отец Народов, в день выкуривавший пачку.
И стоят хребты Кавказа как в почетном карауле.
Из коричневого глаза бьет ключом Напареули.
Друг-кунак вонзает клык
в недоеденный шашлык.
"Ты смотрел Дерсу Узала?"
"Я тебе не все сказала".
"Раз чучмек, то верит в Будду".
"Сукой будешь?" "Сукой буду".
Входит с криком Заграница, с запрещенным полушарьем
и с торчащим из кармана горизонтом, что опошлен.
Обзывает Ермолая Фредериком или Шарлем,
Придирается к закону, кипятится из-за пошлин,
восклицая: "Как живете!" И смущают глянцем плоти
Рафаэль с Буанаротти - ни черта на обороте.
Пролетарии всех стран
Маршируют в ресторан.
"В этих шкарах ты как янки".
"Я сломал ее по пьянке".
"Был всю жизнь простым рабочим".
"Между прочим, все мы дрочим".
Входят Мысли О Грядущем, в гимнастерках цвета хаки.
Вносят атомную бомбу с баллистическим снарядом.
Они пляшут и танцуют: "Мы вояки-забияки!
Русский с немцем лягут рядом; например, под Сталинградом".
И, как вдовые Матрены, глухо воют циклотроны.
В Министерстве Обороны громко каркают вороны.
Входишь в спальню - вот те на:
на подушке - ордена.
"Где яйцо, там - сковородка".
"Говорят, что скоро водка
снова будет по рублю".
"Мам, я папу не люблю".
Входит некто православный, говорит: "Теперь я - главный.
У меня в душе Жар-птица и тоска по государю.
Скоро Игорь воротится насладиться Ярославной.
Дайте мне перекреститься, а не то - в лицо ударю.
Хуже порчи и лишая - мыслей западных зараза.
Пой, гармошка, заглушая саксофон - исчадье джаза".
И лобзают образа
с плачем жертвы обреза...
"Мне - бифштекс по-режиссерски".
"Бурлаки в Североморске
тянут крейсер бечевой,
исхудав от лучевой".
Входят Мысли О Минувшем, все одеты как попало,
с предпочтеньем к чернобурым. На классической латыни
и вполголоса по-русски произносят: "Все пропало,
а) фокстрот под абажуром, черно-белые святыни;
б) икра, севрюга, жито; в) красавицыны бели.
Но - не хватит алфавита. И младенец в колыбели,
слыша "баюшки-баю",
отвечает: "мать твою!"".
"Влез рукой в шахну, знакомясь".
"Подмахну - и в Сочи". "Помесь
лейкоцита с антрацитом
называется Коцитом".
Входят строем пионеры, кто - с моделью из фанеры,
кто - с написанным вручную содержательным доносом.
С того света, как химеры, палачи-пенсионеры
одобрительно кивают им, задорным и курносым,
что врубают "Русский бальный" и вбегают в избу к тяте
выгнать тятю из двуспальной, где их сделали, кровати.
Что попишешь? Молодежь.
Не задушишь, не убьешь.
"Харкнул в суп, чтоб скрыть досаду".
"Я с ним рядом срать не сяду".
"А моя, как та мадонна,
не желает без гондона".
Входит Лебедь с Отраженьем в круглом зеркале, в котором
взвод берез идет вприсядку, первой скрипке корча рожи.
Пылкий мэтр с воображеньем, распаленным гренадером,
только робкого десятку, рвет когтями бархат ложи.
Дождь идет. Собака лает. Свесясь с печки, дрянь косая
с голым задом донимает инвалида, гвоздь кусая:
"Инвалид, а инвалид.
У меня внутри болит".
"Ляжем в гроб, хоть час не пробил!"
"Это - сука или кобель?"
"Склока следствия с причиной
прекращается с кончиной".
Входит Мусор с криком: "Хватит!" Прокурор скулу квадратит.
Дверь в пещеру гражданина не нуждается в "сезаме".
То ли правнук, то ли прадед в рудных недрах тачку катит,
обливаясь щедрым недрам в масть кристальными слезами.
И за смертною чертою, лунным блеском залитою,
челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою.
Знать, надолго хватит жил
тех, кто головы сложил.
"Хата есть, да лень тащиться".
"Я не блядь, а крановщица".
"Жизнь возникла как привычка
раньше куры и яичка".
Мы заполнили всю сцену! Остается влезть на стену!
Взвиться соколом под купол! Сократиться в аскарида!
Либо всем, включая кукол, языком взбивая пену,
хором вдруг совокупиться, чтобы вывести гибрида.
Бо, пространство экономя, как отлиться в форму массе,
кроме кладбища и кроме черной очереди к кассе?
Эх, даешь простор степной
без реакции цепной!
"Дайте срок без приговора!"
"Кто кричит: "Держите вора!"?"
"Рисовала член в тетради".
"Отпустите, Христа ради".
Входит Вечер в Настоящем, дом у чорта на куличках.
Скатерть спорит с занавеской в смысле внешнего убранства.
Исключив сердцебиенье - этот лепет я в кавычках -
ощущенье, будто вычтен Лобачевским из пространства.
Ропот листьев цвета денег, комариный ровный зуммер.
Глаз не в силах увеличить шесть-на-девять тех, кто умер,
кто пророс густой травой.
Впрочем, это не впервой.
"От любви бывают дети.
Ты теперь один на свете.
Помнишь песню, что, бывало,
я в потемках напевала?
Это - кошка, это - мышка.
Это - лагерь, это - вышка.
Это - время тихой сапой
убивает маму с папой".
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.
