Когда мы были детьми и жили в деревне, то к нам часто приезжал с автозавода Леонид Филиппович, позже ставший крестным отцом моего младшего брата. Помимо собак и женщин Филиппович привозил и разных интересных (и не очень) людей с собой. Так, однажды, привез ныне довольно известного в определенных кругах «мастера бесконтактного боя». Тогда этот проходимец, фамилии которого называть не буду – кто в теме, тот поймет, еще не снимал фильмов по «бесконтакту». Зато позиционировал себя не только как бойца этого самого «бесконтакта», но и вельми сильного экстрасенса. Не буду останавливаться на бессмысленности термина «экстрасенс». Здравомыслящему человеку и так все понятно и с термином и с людьми, себя позиционирующими подобным образом. Пускай это остается на их совести. Если вы знаете в нашей стране человека без греха то поднимите мне веки и укажите на него! Справедливости ради могу заметить, что этот персонаж приезжал к нам в доПутинскую эпоху. Буду называть этого персонажа в дальнейшем рассказе «Маг».
Вкусив наших щедрот и выпив нашего вина (а перед вином воздав должное спирту) начал этот персонаж задвигать про свои «сверхспособности». Сначала долго диагностировал присутствующих путем наложения рук и пассов данными руками над нашими организмами. Понятно, что диагностика была сделана методом научного, тьфу ты, псевдонаучного тыка.
– У вас геморрой! – грозно заявил он нашему отцу Плейшнеру.
– Нет у меня никакого геморроя! – открестился тот и на всякий случай, перекрестившись, выпил стакан вина.
– Значит, будет! - узнав, что у Плейшнера геморроя нет, безапелляционно заявил Маг. – Будет, аккурат, через пять лет. Помяните мои слова Виктор Владимирович. Так что пока не поздно, записывайте.
Плейшнер под диктовку нацарапал на листке отрывного календаря за тысяча девятьсот восемьдесят шестой год рецепты лечения геморроя свечами из сырого картофеля.
– У тебя простатит! – поставил мне диагноз Маг.
– Да, что-то такое есть, - я вовсе не стал спорить.
Простатит в нашей стране еще не самое страшное. Миллионы людей с простатитом живут вполне полноценной жизнью. Некоторые даже национальными лидерами с простатитом становятся.
Убедившись в успехах среди аборигенов, Маг начал наращивать свое величие. Начал показывать, как может дистанционно воздействовать на человека. Водит у меня руками над телом и спрашивает:
– Горячо?
– Еще как горячо! - соглашаюсь я. Ну чего огорчать гостя?
– Сейчас сделаю еще горячее!
– Да так горячее стало, - не, ну я то знал, что «некоторые любят погорячее» - потому и соглашаюсь.
– Я могу бесконтактно любого человека победить, - тут он в волнении хватил еще спиртику, запил вином и не на шутку разошелся.
А Виктор Владимирович всё это конспектирует старательно. Полкалендаря уже порвал.
– Не веришь? Я докажу! - Маг мне предложил удостовериться в его словах.
Вышли мы, окруженные зрителями во двор. Встал он напротив меня и начал пассы руками производить. Разошелся, скачет вокруг меня, руками как жертва дон Кихота размахивает, голосит аки баньши. В ответ на эти голошения откликнулась собака нашего соседа Кольки Лобана. Потом эстафету подхватили и прочие собаки деревни.
Я понял, что с этим балаганом пора заканчивать. Врезал левой рукой в подбородок «бесконтактнику». Поймал падающее тело, что бы ненароком не расшиб себе голову об землю. Потом мы перенесли его в помещение, и минут через пятнадцать он пришел в себя. Причем обстоятельств своего падения совершенно не помнил.
– Это собаки отвлекли меня и то, что должно было свалить тебя, рикошетом сбило меня с ног, - сказал он.
– Рикошетом, так рикошетом.
– А собаки ваши выли потому, как чувствовали исходящую от меня силу.
– Кто бы спорил?
Когда я выходил из комнаты, то Маг задумчиво потирая подбородок произнес:
Так гранит покрывается наледью,
и стоят на земле холода, -
этот город, покрывшийся памятью,
я покинуть хочу навсегда.
Будет теплое пиво вокзальное,
будет облако над головой,
будет музыка очень печальная -
я навеки прощаюсь с тобой.
Больше неба, тепла, человечности.
Больше черного горя, поэт.
Ни к чему разговоры о вечности,
а точнее, о том, чего нет.
Это было над Камой крылатою,
сине-черною, именно там,
где беззубую песню бесплатную
пушкинистам кричал Мандельштам.
Уркаган, разбушлатившись, в тамбуре
выбивает окно кулаком
(как Григорьев, гуляющий в таборе)
и на стеклах стоит босиком.
Долго по полу кровь разливается.
Долго капает кровь с кулака.
А в отверстие небо врывается,
и лежат на башке облака.
Я родился - доселе не верится -
в лабиринте фабричных дворов
в той стране голубиной, что делится
тыщу лет на ментов и воров.
Потому уменьшительных суффиксов
не люблю, и когда постучат
и попросят с улыбкою уксуса,
я исполню желанье ребят.
Отвращенье домашние кофточки,
полки книжные, фото отца
вызывают у тех, кто, на корточки
сев, умеет сидеть до конца.
Свалка памяти: разное, разное.
Как сказал тот, кто умер уже,
безобразное - это прекрасное,
что не может вместиться в душе.
Слишком много всего не вмещается.
На вокзале стоят поезда -
ну, пора. Мальчик с мамой прощается.
Знать, забрили болезного. "Да
ты пиши хоть, сынуль, мы волнуемся".
На прощанье страшнее рассвет,
чем закат. Ну, давай поцелуемся!
Больше черного горя, поэт.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.