Настя издалека увидела белый листок, приколотый кнопкой к косяку ее входной двери.
«Ну, конечно, почерк Эммы Марковны, ни с чьим не спутаешь — широко и размашисто, да красным фломастером, да с тремя восклицательными знаками, — девушка недовольно пробежалась по строкам глазами. — Все, как обычно: «срочно сдать деньги и т.д.», а до дырок от кнопок в чужих косяках этой общественной мымре дела нет, и на состояние человека наплевать. Зато ее дела всегда самые важные, самые срочные: то на одно сбор денег, то на другое требует на пару с комендантом — все благоустраивают быт жильцов. Тут болеешь, а соседке неймется вогнать ближнего в краску да опозорить при всем честном народе. Как же тетя визгливо орет на весь подъезд о том, что «опять эта лохудра не хочет участвовать в жизни дома… денег на общие нужды не сдает… отказывается мыть полы в общем «кармане…». И кто только додумался обозвать межквартирный холл деталью одежды?!»
Обычно тихая Настя, на этот раз не на шутку разозлилась и решительно нажала на кнопку звонка соседней квартиры. Эмма Марковна, словно ждала у двери — так быстро она появилась на своем пороге перед разъяренной девушкой, грозно подпирая пухлыми руками мощные бока. Увидев у Насти свою записку, женщина тут же набросилась на молодую соседку с привычными упреками, не дав той вымолвить и слова. Девушка от неожиданности поперхнулась набранным в легкие воздухом (хотела на одном дыхании высказать общественнице все, что думает о ней) и закашлялась — да так, что никак не могла остановиться.
Эмма Марковна среагировала молниеносно, хлопнув Настю по спине своим мясистым кулаком. Ударила и, увидев, что девушка закашлялась еще сильнее, сразу сбавила обороты. Жалобно как-то по-птичьи заверещала, заскулила по-собачьи, запричитала по-бабьи:
— Что ж ты такая хрупкая-то, хлипкая, тощенькая… как же так… тебя ж одним ударом можно переломить… ты ведь от прикосновенья рассыпаешься…
— Да болею я просто, ОРЗ у меня, простуда, пройдет… — кое-как справившись с приступом и испугом, объяснила Настя и…
Уже через несколько минут, сама того не ожидая, она сидела с чашкой горячего чая на соседской кухне, уютно укутанная теплым, шерстяным пледом, окруженная заботой и убаюкивающим, веселым щебетом Эммы Марковны, за секунду превратившейся из склочной ведьмы в милейшую фею.
— Ты пей, пей, доченька, плохого не посоветую. Малина — лучшее лекарство для простуженных… Это я тебе, как медсестра со стажем, говорю… Отлежишься сейчас у меня, потом мы еще баночки поставим, горчичников налепим, ингаляцию с эвкалиптом сделаем, затем поужинаем горячей картошечкой с котлетками — как рукой, снимет твою простуду… — доносилось до Насти сквозь дрёму, в которую она мгновенно и с превеликим удовольствием окунулась, целиком и полностью доверившись бывшей мымре.
Ни сика, ни бура, ни сочинская пуля —
иная, лучшая мне грезилась игра
средь пляжной немочи короткого июля.
Эй, Клязьма, оглянись, поворотись, Пахра!
Исчадье трепетное пекла пубертата
ничком на толпами истоптанной траве
уже навряд ли я, кто здесь лежал когда-то
с либидо и обидой в голове.
Твердил внеклассное, не заданное на дом,
мечтал и поутру, и отходя ко сну
вертеть туда-сюда — то передом, то задом
одну красавицу, красавицу одну.
Вот, думал, вырасту, заделаюсь поэтом —
мерзавцем форменным в цилиндре и плаще,
вздохну о кисло-сладком лете этом,
хлебну того-сего — и вообще.
Потом дрались в кустах, ещё пускали змея,
и реки детские катились на авось.
Но, знать, меж дачных баб, урча, слонялась фея —
ты не поверишь: всё сбылось.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.