Настя издалека увидела белый листок, приколотый кнопкой к косяку ее входной двери.
«Ну, конечно, почерк Эммы Марковны, ни с чьим не спутаешь — широко и размашисто, да красным фломастером, да с тремя восклицательными знаками, — девушка недовольно пробежалась по строкам глазами. — Все, как обычно: «срочно сдать деньги и т.д.», а до дырок от кнопок в чужих косяках этой общественной мымре дела нет, и на состояние человека наплевать. Зато ее дела всегда самые важные, самые срочные: то на одно сбор денег, то на другое требует на пару с комендантом — все благоустраивают быт жильцов. Тут болеешь, а соседке неймется вогнать ближнего в краску да опозорить при всем честном народе. Как же тетя визгливо орет на весь подъезд о том, что «опять эта лохудра не хочет участвовать в жизни дома… денег на общие нужды не сдает… отказывается мыть полы в общем «кармане…». И кто только додумался обозвать межквартирный холл деталью одежды?!»
Обычно тихая Настя, на этот раз не на шутку разозлилась и решительно нажала на кнопку звонка соседней квартиры. Эмма Марковна, словно ждала у двери — так быстро она появилась на своем пороге перед разъяренной девушкой, грозно подпирая пухлыми руками мощные бока. Увидев у Насти свою записку, женщина тут же набросилась на молодую соседку с привычными упреками, не дав той вымолвить и слова. Девушка от неожиданности поперхнулась набранным в легкие воздухом (хотела на одном дыхании высказать общественнице все, что думает о ней) и закашлялась — да так, что никак не могла остановиться.
Эмма Марковна среагировала молниеносно, хлопнув Настю по спине своим мясистым кулаком. Ударила и, увидев, что девушка закашлялась еще сильнее, сразу сбавила обороты. Жалобно как-то по-птичьи заверещала, заскулила по-собачьи, запричитала по-бабьи:
— Что ж ты такая хрупкая-то, хлипкая, тощенькая… как же так… тебя ж одним ударом можно переломить… ты ведь от прикосновенья рассыпаешься…
— Да болею я просто, ОРЗ у меня, простуда, пройдет… — кое-как справившись с приступом и испугом, объяснила Настя и…
Уже через несколько минут, сама того не ожидая, она сидела с чашкой горячего чая на соседской кухне, уютно укутанная теплым, шерстяным пледом, окруженная заботой и убаюкивающим, веселым щебетом Эммы Марковны, за секунду превратившейся из склочной ведьмы в милейшую фею.
— Ты пей, пей, доченька, плохого не посоветую. Малина — лучшее лекарство для простуженных… Это я тебе, как медсестра со стажем, говорю… Отлежишься сейчас у меня, потом мы еще баночки поставим, горчичников налепим, ингаляцию с эвкалиптом сделаем, затем поужинаем горячей картошечкой с котлетками — как рукой, снимет твою простуду… — доносилось до Насти сквозь дрёму, в которую она мгновенно и с превеликим удовольствием окунулась, целиком и полностью доверившись бывшей мымре.
Что-нибудь о тюрьме и разлуке,
Со слезою и пеной у рта.
Кострома ли, Великие Луки -
Но в застолье в чести Воркута.
Это песни о том, как по справке
Сын седым воротился домой.
Пил у Нинки и плакал у Клавки -
Ах ты, Господи Боже ты мой!
Наша станция, как на ладони.
Шепелявит свое водосток.
О разлуке поют на перроне.
Хулиганов везут на восток.
День-деньской колесят по отчизне
Люди, хлеб, стратегический груз.
Что-нибудь о загубленной жизни -
У меня невзыскательный вкус.
Выйди осенью в чистое поле,
Ветром родины лоб остуди.
Жаркой розой глоток алкоголя
Разворачивается в груди.
Кружит ночь из семейства вороньих.
Расстояния свищут в кулак.
Для отечества нет посторонних,
Нет, и все тут - и дышится так,
Будто пасмурным утром проснулся -
Загремели, баланду внесли, -
От дурацких надежд отмахнулся,
И в исподнем ведут, а вдали -
Пруд, покрытый гусиною кожей,
Семафор через силу горит,
Сеет дождь, и небритый прохожий
Сам с собой на ходу говорит.
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.