Ему опять снились облака. И квадратики полей в разрывах, и слюдяные нитки рек, и пушистые зелёные леса. Он летал. Он и наяву витал в облаках. Иногда, сталкиваясь с прохожими, иногда, забывая, где находится. Все ворчали на Талера – и дома, и на улице: «Хватит тебе летать!» Бывало, совсем забывшись, он даже отрывался от земли и продолжал как-бы идти, двигаясь вперед, но при этом перебирал ногами уже в воздухе. Вот тогда гнев ближних был страшен: «Талер! Ты опять летаешь? А ну, возвращайся на землю! Нам только летающего пацана тут не хватало!» И Талер смиренно опускался на ноги, огонь внутри его гас, он съёживался и клялся себе, что никогда больше не оторвет от земли двух ног одновременно. Ведь каждый раз, когда он летал, мама плакала, а Талер очень любил маму и не хотел, чтоб она страдала.
Однажды он сорвался. То ли рядом не было строгих носителей морали нелетающих людей, то ли он слишком задумался и не слышал злых окриков, но факт остается фактом – Талер полетел. Уже, будучи метрах в двадцати от земли, он очнулся, испугался падения, закричал и… с жестким хлопком распахнул кожистые крылья. В небо над городом взлетел небольшой, но красивый дракон.
Ему опять снились люди. Кто-то улыбался, кто-то ворчал, кто-то зло ругался. Мама плакала. Он проснулся, выполз из пещеры, посидел часик на солнышке, переливаясь чешуёй и пуская во все стороны солнечные зайчики, и полетел в Город. «Талер летит, Талер летит!» – кричали дети. Он сел на центральной площади и пошёл к дому. Талер не был большим драконом, и его не боялись. Но никто не понимал, зачем дракону ходить среди людей. «Нечего тебе ходить тут! Лети, давай, отсюда!» «Эй, Талер! Раньше ходить надо было! Пока человеком был! Летел бы ты куда-нибудь подальше!» Он шёл домой и знал, мама сидит у окна и плачет...
Большой и сильный дракон летел к своей пещере. Ноздри его раздувались – он наслаждался давно обретённым полётом и недавно обретённой мощью. Эти два счастья пьянили его и на время даже заглушили совсем свежую рану. За ним на горизонте дымился город, точнее, его руины. Никого не жаль. Они травили его, они мучили его мать. Это из-за них она постоянно плакала, это они её убили. И он терпел это много лет. Теперь, когда её нет, пали оковы, сдерживающие его гнев, и он выпустил Дракона наружу.
Тщедушный щенок бежал по улице и лаял в голубое небо, на чёрную точку у самого горизонта. Он оббежал полгорода и понял, что остался совсем один. Почему эта большая летающая собака не сожгла его вместе со всеми?* Но какая она красивая! Как она летает! Какие крылья! Щенок вдруг заметил, что бежит чуть-чуть над землей. Он взвизгнул от испуга, упал на все четыре лапы, кувыркнулся через голову и сел. Чёрная точка в небе скрылась за горизонтом.
--------------------------
* - отсыл к "Догвилю" Ларса фон Триера
да, трудно. также, как и человеком ))
Я дописал 2 абзаца. Боюсь, что этот дракон уже стал другим (
Теперь это Дракон с судьбой... Мне вспомнился финал Приглашения на казнь. Декорации всегда рассыпаются, суть проявляет себя, это неизбежно. И хочется перечитать и подумать...
не всегда все предопределено, но какие-то события становятся вехами.
Повзрослеет и улетит от людей окончательно. И мамины слезы не удержат.
Мама умрет и он их съест - дописал чуток. Ладно, не съест... просто убьет. Это жизнь, увы (
Месть обиженного... да, такое часто бывает.
Мне прочиталось так, что не только в мести дело. Он просто осознал свою суть, принял себя, как именно дракона. Ну, представь, был бы зелененький кузнечик, так и мести никакой бы не было. А дракон не может быть никем иным, он только и всего лишь дракон... И месть его драконья, и вообще все. И стал Драконом с судьбой дракона.
Конечно, не только месть, но и она тоже... Вырос и принял свою природу, как и положено. И оставил после себя лишь руины.
Героиня Догвиля отчасти сама провоцирует жителей, подчиняясь им как раба, без намека на отпор - проверяя, до чего может довести абсолютная власть над беззащитным существом. Триер по сути экранизировал достоевское "Если Бога нет, все позволено". Так и получилось: нет контролера - все едут зайцами.
это больше про его Антихриста. А здесь в частности и о том, что черствость и жестокосердие людское служат причиной их бед. Добрыми словами и отношением злая натура Дракона не была бы разбужена, и Дракон бы остался маленьким и красивым...
Короче - людская натура отвратительней драконьей порой.
да, хороший вариант. триеровский. А, может, он превращался в птицу красивую или бабочку? Но все понукания и издевки заставили его стать драконом. Эдакий селф мейд? Причем, в начале он был переливающимся маленьким дракошей... Может, наша природа формируется извне еще более, чем изнутри?
Забыл точные цифры, но утверждают, что только 2 процента (не помню, но мизер) людей изначально определенно на стороне зла и столько же на стороне добра. Другие определяются по обстоятельствам...
Бытие определяет Дракона и не только Дракона... Любопытно, сам Триер входит в два добрых процента или наоборот? По моему, он тоже такой Дракон...
хз... убивать за маму- наверное, экстремизм в какой-то его ветке...
иногда хочется убить всех- но это тупик...
как тут нащёт кармы? персонажу не объясняли, что он лишен будущего? ну что его потомки будут оплачивать эту его горячность до 7 колена?
ну а вообще кроме шуток я почитала директивы нашего руководства по части эвакуации и помощи пострадавшим от лучевой болезни из районов края- ваш дракон называецца товарищ Ын и вполне так реалистичен
Мой дракон вполне гуманен и средневековен - плюется исключительно огнем! никакой радиации. Я его спросил - с товарищем Ыном он не знаком, но... если товарищ вкусный, то не прочь и познакомиться. (Драконье начало уже прочно завоевало главенство в голове у бедняги).
А кроме шуток, если над тобой всю жизнь издеваются люди, ничтожнее тебя, мучают и убивают твою мать, то... Суд на Земле их карать не собирался. Суд божий? Надо спросить у талера, в каких богов он верит(это ведь не наше средневековье!). Может, как раз в Бога-Дракона? )) тогда он и покарал!)...
Не, я ни в коем случае его не оправдываю, я всего лишь понимаю...
Чтобы оставить комментарий необходимо авторизоваться
Тихо, тихо ползи, Улитка, по склону Фудзи, Вверх, до самых высот!
Как побил государь
Золотую Орду под Казанью,
Указал на подворье свое
Приходить мастерам.
И велел благодетель,-
Гласит летописца сказанье,-
В память оной победы
Да выстроят каменный храм.
И к нему привели
Флорентийцев,
И немцев,
И прочих
Иноземных мужей,
Пивших чару вина в один дых.
И пришли к нему двое
Безвестных владимирских зодчих,
Двое русских строителей,
Статных,
Босых,
Молодых.
Лился свет в слюдяное оконце,
Был дух вельми спертый.
Изразцовая печка.
Божница.
Угар я жара.
И в посконных рубахах
Пред Иоанном Четвертым,
Крепко за руки взявшись,
Стояли сии мастера.
"Смерды!
Можете ль церкву сложить
Иноземных пригожей?
Чтоб была благолепней
Заморских церквей, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
Государь приказал.
И в субботу на вербной неделе,
Покрестись на восход,
Ремешками схватив волоса,
Государевы зодчие
Фартуки наспех надели,
На широких плечах
Кирпичи понесли на леса.
Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы
И, работой своею горды,
Купол золотом жгли,
Кровли крыли лазурью снаружи
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды.
И уже потянулись
Стрельчатые башенки кверху.
Переходы,
Балкончики,
Луковки да купола.
И дивились ученые люди,
Зане эта церковь
Краше вилл италийских
И пагод индийских была!
Был диковинный храм
Богомазами весь размалеван,
В алтаре,
И при входах,
И в царском притворе самом.
Живописной артелью
Монаха Андрея Рублева
Изукрашен зело
Византийским суровым письмом...
А в ногах у постройки
Торговая площадь жужжала,
Торовато кричала купцам:
"Покажи, чем живешь!"
Ночью подлый народ
До креста пропивался в кружалах,
А утрами истошно вопил,
Становясь на правеж.
Тать, засеченный плетью,
У плахи лежал бездыханно,
Прямо в небо уставя
Очесок седой бороды,
И в московской неволе
Томились татарские ханы,
Посланцы Золотой,
Переметчики Черной Орды.
А над всем этим срамом
Та церковь была -
Как невеста!
И с рогожкой своей,
С бирюзовым колечком во рту,-
Непотребная девка
Стояла у Лобного места
И, дивясь,
Как на сказку,
Глядела на ту красоту...
А как храм освятили,
То с посохом,
В шапке монашьей,
Обошел его царь -
От подвалов и служб
До креста.
И, окинувши взором
Его узорчатые башни,
"Лепота!" - молвил царь.
И ответили все: "Лепота!"
И спросил благодетель:
"А можете ль сделать пригожей,
Благолепнее этого храма
Другой, говорю?"
И, тряхнув волосами,
Ответили зодчие:
"Можем!
Прикажи, государь!"
И ударились в ноги царю.
И тогда государь
Повелел ослепить этих зодчих,
Чтоб в земле его
Церковь
Стояла одна такова,
Чтобы в Суздальских землях
И в землях Рязанских
И прочих
Не поставили лучшего храма,
Чем храм Покрова!
Соколиные очи
Кололи им шилом железным,
Дабы белого света
Увидеть они не могли.
И клеймили клеймом,
Их секли батогами, болезных,
И кидали их,
Темных,
На стылое лоно земли.
И в Обжорном ряду,
Там, где заваль кабацкая пела,
Где сивухой разило,
Где было от пару темно,
Где кричали дьяки:
"Государево слово и дело!"-
Мастера Христа ради
Просили на хлеб и вино.
И стояла их церковь
Такая,
Что словно приснилась.
И звонила она,
Будто их отпевала навзрыд,
И запретную песню
Про страшную царскую милость
Пели в тайных местах
По широкой Руси
Гусляры.
1938
При полном или частичном использовании материалов гиперссылка на «Reshetoria.ru» обязательна. По всем возникающим вопросам пишите администратору.
Дизайн: Юлия Кривицкая
Продолжая работу с сайтом, Вы соглашаетесь с использованием cookie и политикой конфиденциальности. Файлы cookie можно отключить в настройках Вашего браузера.